родные стены и обосновалась у своей подруги (опять забыла, как ее зовут).
Однако, как бы там ни было, но я, заглянув в ванную и проверив, хорошо ли закручены краны, на всякий случай общим вентилем перекрыла холодную и горячую воду, а после этого прошла в кухню. Здесь ситуация была намного сложнее. Поскольку тетушка была рачительной и запасливой хозяйкой, то холодильник ее был доверху забит всякой всячиной, а под раковиной в ящиках для овощей лежали картошка, морковка, свеколка и много чего еще. Всего и не перечислишь. Разбираться со всем этим у нас времени, естественно, не было. Оставалась одна надежда на Веронику Матвеевну. И нужно было срочно перебазировать все это в ее квартиру. Однако вряд ли у соседки найдется запасной холодильник, чтобы можно было бы запихнуть в него все это гастрономическое многообразие.
В растерянности я присела на корточки возле раковины и уставилась на ящички с овощами. Рядом с ними, ко всему прочему, стояло еще и помойное ведро, которое, кстати, не выбрасывали с тех самых пор, как тетя Вика покинула свою квартиру.
«А это нужно выбросить в первую очередь», — подумала я и, потянув за края мусорного пакета, вытащила его из ведра.
Дабы убедиться, что ведро мы оставляем чистым, я на всякий случай заглянула внутрь. Но, как назло, на дне блестела лужица. Видать, пакет прорвался, и что-то жидкое протекло в ведро. Вот всегда так, когда торопишься... Теперь надо было мыть ведро.
Я потащила его в ванную, открыла кран, но вода не полилась — я ведь уже перекрыла всю воду. Чертыхаясь и злясь на себя и на все на свете, а больше всего на Макса, из-за которого у нас теперь все идет наперекосяк, я собралась было уже попросту выбросить это ведро где-нибудь на улице по пути к машине, когда до моего носа донесся легкий запах алкоголя. В этот самый момент мимо меня с очередными трехлитровыми банками пронесся Фира.
Я повела носом в его сторону и строго спросила:
— Это еще что такое? Нашел время!
— Не ругайся, Марьяночка, — ответил он на бегу. — Хоть что-то возьмем. Вике все не так обидно будет. — И он рысью побежал дальше.
Вроде бы дед не пил, от него не пахло. Но тем не менее мое чувствительное обоняние определенно учуяло запах алкоголя и не просто алкоголя, а рома или джина. Правда, откуда доносился этот запах, было непонятно.
Я повертела в руках мусорное ведро, осматриваясь, куда бы его лучше поставить, чтобы, уходя, не забыть прихватить с собой, и тут поняла, что запах шел как раз именно из ведра.
«Странно как-то, — подумала я, — с чего бы это тетя Вика стала что-то выливать в ведро, для этого раковина есть или унитаз».
И тут я вспомнила... Ну конечно же! Как же я сразу не поняла? Ведь перед нашим отъездом я выбросила в ведро одну совершенно раздавленную коробку конфет. Там все «Яйца Фаберже» были раздавлены абсолютно всмятку, а все коньяки, ромы и ликеры смешались в один общий коктейль, приправленный шоколадом вперемешку с расписной фольгой. Коробку тогда тетя Вика сразу на помойку вынесла, а вот яйца выбросила в ведро.
— А ведь это еще одна коробка, — сказала я сама себе. — Как же это я про нее забыла?
Теперь эти коробки интересовали меня уже не меньше, чем дядю Жору.
Я снова притащила в кухню мусорное ведро и, натянув на руки хозяйственные перчатки, в которых тетя Вика по праздникам моет посуду, стала методично вытаскивать из мусорного пакета всякие разные объедки и бросать их в ведро. Вообще-то обычно тетя Вика перчатками не пользуется. Но раза два в году она вспоминает, что за руками надо следить и что от частого пребывания в воде они портятся. И тогда она натягивает на себя перчатки, с превеликими мученьями моет посуду, разбивая при этом несколько чашек и тарелок, страшно ругается, забрасывает перчатки куда подальше и не вспоминает о них до следующего раза.
Мятые «Яйца Фаберже» обнаружились почти на самом дне. И это закономерно. Так называемый закон бутерброда вкупе с визит-эффектом. То есть, если ты что-то ищешь, то найдешь это только в самом конце, если, конечно же, найдешь.
Я вытащила первый осколок от шоколадного яйца и повертела его в руках. Ничего примечательного. Вымазанный в кетчупе и приправленный вареной морковкой, он издавал малоизысканный запах. Я разломила кусок пополам и осмотрела теперь уже два малоприятно пахнущих куска. К внутренней стенке одного из них прилип какой-то орешек. Я машинально провела по нему пальцем, отковырнула и попыталась зачем-то раздавить, но не тут-то было. Орешек был твердый, как камень.
«Крепкий орешек», — подумала я и потерла его между пальцами.
На руках у меня были резиновые перчатки — хозяйственные, а не хирургические, но тем не менее даже через довольно плотную резину я почувствовала, что этот так называемый орешек имеет вполне определенную геометрическую форму.
Я быстро сдернула с рук перчатки и, подбежав к раковине, открыла кран, чтобы промыть «орешек» под водой. Но воды не было.
— О, черт, — выругалась я. — И зачем я только краны перекрыла?
Я схватила тряпку, которой тетя Вика обычно стирает крошки со стола, и, сунув в нее «орешек», потерла его между пальцами. Когда же я раскрыла тряпицу и увидела то, что там лежало, вопросов у меня уже больше не было. К дяде Жоре не было. Но зато появилось много вопросов к Максу.
Разбираться с остальным мусором у меня не было времени. Поэтому я достала с полки еще несколько мусорных пакетов, засунула липкий и грязный пакет с остатками мусора один в другой, третий, пятый... перетянула последний черной аптечной резинкой и положила все это в обычный полиэтиленовый пакет с ручками.
В кухню заглянула Лялька.
— Ты чего здесь застряла? — спросила она. — Ехать надо. Все вещи мы уже отнесли в машину.
— Молодцы, — похвалила я. — Но что делать со всем этим? — Я показала на распахнутый холодильник и на овощи под раковиной.
— Веронике Матвеевне отдадим, — сказала Лялька и, позвав старушку, в двух словах объяснила ей, что разбираться со всеми этими продуктами у нас совершенно нет времени, и, если она не заберет их себе или не выбросит на помойку, то здесь просто заведутся крысы.
— Свят-свят, — перекрестилась старушка. — Не беспокойтесь, все сделаю, все уберу, порядок наведу.
