— Ну раз звоню, значит, нужно».
— Тетя Вика, — без всякого «здрасьте» начала я, — мы сейчас за тобой заедем и сразу же все вместе поедем в Москву. Все равно скоро дачный сезон открывается, так что нечего тянуть. Хорошо?
На другом конце провода воцарилось молчание. Испугавшись, что на линии помехи, я постучала ногтем по трубке, подула внутрь и спросила:
— Аллё?
— Ну как же так, Марьяночка? — тут же отозвалась тетушка. — Я же ничего не приготовила. К чему такая спешка? Лучше вы поезжайте одни, а мы с Фирой попозже подъедем. Мы в деревню съездим, для нас там кабанчика забьют. Приготовим домашней колбаски, сала...
— Тетя! — строго сказала я, — ситуация такова, что нас самих могут забить, как того кабанчика.
Сказала и прикусила язык. Совсем сдурела со всеми этими ужасами. Разве ж можно такие вещи пожилому человеку говорить?
— Это я шучу, тетя Вика, — тут же поправилась я, — шучу. Понимаешь? Просто мама приезжает в Москву на три дня, — на ходу начала я врать, — и очень хочет повидаться с тобой и с Фирой.
— Ой, Наташенька приезжает! — обрадовалась тетушка. — Вот радость-то! — Но вспомнив, что ехать нужно прямо сейчас, без всякой подготовки, опять застонала. — Но все-таки как же так? Как же можно ехать с пустыми руками?
Обычно, когда тетушка с Фирой собираются к нам в гости, к поездке они готовятся очень серьезно и в течение продолжительного времени. Они действительно едут в деревню и покупают там кабанчика. Потом из этого кабанчика тетя Вика готовит всякие разные вкусности — от домашней колбасы и сала до консервированного мяса и копченых рулек. В общем, много чего готовит. Кроме того, там же в деревне они покупают несколько десятков отборных деревенских яиц — куриных и гусиных. Плюс к этому в обязательном порядке приобретается пара уток, индейка или гусь (смотря по обстоятельствам). А уж если говорить о консервации, которую привозит с собой тетя Вика, то всяким там банкам, баночкам, банулечкам, как говорится, просто несть числа. И вот теперь я, видите ли, предлагаю тетушке вот так просто с пустыми руками взять да и отправиться в гости к любимому братцу, то есть к моему отцу, Викентию Павловичу, и к любимому внуку, то есть к моему сыну, Степану... Это было выше тетушкиных сил. И она заплакала в трубку...
— Тетя Вика, — прервала я ее горе, — мы сейчас находимся у Вероники Матвеевны, скажи, куда за тобой заехать.
— Ой, — сразу же перестала плакать тетушка, — Марьяночка, у Верочки (так она назвала свою соседку) есть запасной ключ от моей квартиры. Ты возьми там для меня мое вишневое шелковое платье с оборочками, кофту шерстяную коричневую, сарафан в цветочек, халат зеленый атласный и еще другой халат...
Тетушка, кажется, собралась перечислить весь свой гардероб, который намеревалась прихватить с собой в Москву, но я ее быстро остановила.
— Так, значит, у Вероники Матвеевны есть запасной ключ?! — Я оглянулась на соседку, а та быстро закивала головой. — Ну тогда все просто отлично. Сейчас я быстренько соберу все твои вещи и где-то через час буду у тебя. Все, тетя Вика, целую. Пока.
Не дав тетушке договорить про какой-то сарафан в цветочек, который она обязательно просила прихватить с собой, и взяв у Вероники Матвеевны ключи, я поспешила на выход.
Лялька с Фирой и Вероника Матвеевна с Лордом потопали следом.
Старушка семенила позади всех и по пути шепотом сообщала о событиях последних дней.
— А вы знаете, что сразу же после вашего отъезда в нашем подъезде человека убили? — бухтела она. — И не кого-нибудь, — она сделала страшные глаза, — а как раз того, кто за конвертом приходил. Вы про конверт-то помните?
Я кивнула. Еще бы нам не помнить про конверт. Мы бы и рады про него забыть...
Мы прошли в гостиную. Прежде чем включить свет, я подошла к окну и плотно задернула шторы. Шторы у тети Вики были бархатные, тяжелые. Их, кажется еще брат тетушкиного мужа после войны из Германии привез. Такие шторы для светомаскировки — просто находка. Но тем не менее рисковать я не стала и вместо верхнего света, то бишь люстры, включила торшер. Нам же в конце концов не иголки на ковре собирать, а только сориентироваться в пространстве, а для этого и сорокаваттной лампочки довольно. Это я так сначала подумала. Однако после того, как эта лампочка осветила комнату, и я увидела, что эта комната собой представляет, я тут же машинально включила люстру.
— Ни хрена себе! — ахнула Лялька, обозрев вселенский погром.
— Господи, господи, господи... — как заведенная затарахтела Вероника Матвеевна и быстро-быстро закрестилась.
Мы с Фирой от увиденного просто дар речи потеряли. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что здесь был произведен обыкновенный обыск. Правда, Вероника Матвеевна этого не поняла и тоненько заголосила:
— Обокрали-и-и...
Никто не обратил на старушку внимания. Все занялись делом. И времени на «охи» и «ахи» ни у кого не было. Ведь если кто-то побывал в тетушкиной квартире один раз, а мне почему-то думалось, что это была не милиция, то нельзя исключать возможности повторного визита. А это нам было сейчас ни к чему.
Фира первым делом бросился в кладовку за консервацией. И хотя я кричала, что нам сейчас совсем не до банок, он стал быстро подтаскивать в прихожую банки с маринованными огурцами, помидорами, баклажанами, патиссонами и прочее, и прочее, и прочее...
Я не стала терять время на объяснения, что все равно мы не сможем все это запихнуть в Лялькину машину, да и времени на загрузку у нас нет, а, раскрыв платяной шкаф в тетушкиной спальне, стала методично выбрасывать из него все, что было похоже на летнюю одежду, и сваливать это на кровать.
Когда горка из платьев, сарафанов, кофт и юбок выросла до внушительных размеров, я завернула все это прямо в одеяло и потащила в прихожую.
Итак, с вещами было покончено. И теперь нужно было проверить электроприборы, краны, холодильник и все остальное...
Все-таки тетя Вика не на один месяц уезжает и появится здесь теперь уже не раньше октября.
Впрочем, если бы что-то было не в порядке, то этот непорядок обнаружился бы еще несколько дней назад, когда тетя Вика во избежание встречи с милицией покинула
