тех пор пока война не истребит войну через истребление самого населения, воюющего и не воюющего, по крайней мере в известной части. Услышите о войнах и о военных слухах…Восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам (Мф. 24:6–7). И если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть; но ради избранных сократятся дни те (Мф. 24:22).
Слова Христа предуказуют эту возможность полного взаимоистребления человечества, однако она не станет действительностью, и история ещё не оборвётся войнами. Также услышите о войнах и военных слухах. …Но это еще не конец (Мф. 24:6). По Откровению последняя война Агнца против «зверя и царей земных и воинств их», которая оканчивается ввержением в озеро огненное зверя и лжепророка и убиением «прочих» (Откр. 19:20–21), также ещё не заканчивает истории. За этим следует 1000-летнее царство, т. е. эпоха торжества мира и добра, и лишь после этого последняя брань Гога и Магога, и лишь тогда наступает конец истории, ввержение в озеро огненное, «где зверь и лжепророк», самого диавола (Откр. 20:7–10) и, очевидно, Второе Пришествие Христово. И всё это предуказуется как неизбежность: Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть (Мф. 24:6).
Конечно, эта неизбежность есть плод греха и охлаждения любви во многих (Мф. 24:12), но не одним грехом и враждой живут люди в эти страшные дни. Главная задача и смысл этих испытаний в том, чтобы сохранить веру, зреть Бога в ужасах земной истории, не утерять Христа в своём сердце. Даже более того: чем больше ужасы и чем труднее вера, тем ближе Христос, тем больше надо человеку Его возлюбить. Должна воспламениться новая любовь ко Христу, распинаемому и мучимому на полях сражений. И эта новая любовь явит Его по-новому, приблизит Его к земле, призовёт Его к новому, Второму и славному Его пришествию. В громах войны да будет звучать молитва: Ей, гряди, Господи Иисусе! (Откр. 22:20).
Всякая великая война являет собой этот образ последнего столкновения добра и зла, ангелов и демонов, Христа и князя мира сего, в котором всегда есть две борющиеся стороны. Если не включить 1000-летнее царство ввиду таинственности и, может быть, даже незримости его, то история и по Откровению представляет собой ряд военных волн, чередующихся между собой вплоть до последнего восстания Гога и Магога.
Пасифизм как таковой потому уже бессилен одержать победу, что возбудитель войны есть личный носитель зла в мире, князь сего мира и его слуги – антихристы. И может быть, надо прямо это сказать, мир недобрый, сатанический пасифизм может стать не благом, но разложением, человек безнаказанно не выносит дарового покоя, обывательского благополучия. Несение креста, конечно, может оставаться и чисто духовным, ибо существенным является не тот или другой образ крестоношения, но он сам, его сила. Однако духи злобы никогда не слагают своего оружия, доколе не будут извергнуты из мира в бездну небытия, доколе мир не будет освобождён от них. На путях борьбы духовной, происходящей в мире, почти неизбежно возникают и войны.
Война не есть единственный, а может быть, и не худший вид зла в мире для открытой борьбы с ним. В этой борьбе есть разные стороны. Духовная победа может и не совпадать с победой бранной, ибо сплетена с ней в один сложный комплекс, с плюсом или минусом на обеих сторонах. Война есть мировой пожар истории, в котором многое сгорает, ценное и бренное, многое переплавляется и обновляется к жизни. И в этом смысле она есть всё-таки начало жизни, а не смерти, хотя и смертным путём. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода (Ин. 12:24). Эта жизнь приносится к ногам Источника Жизни, Воскресителя умерших, Который ведёт мир за порог смерти, к новой жизни воскресения.
Есть так много жизней достойных,
Но одна лишь достойна смерть:
Лишь под пулями в рвах спокойных
Веришь в знамя Господне, твердь.
Н. Гумилёв[149]
Вторая часть
Война и софийность творения
Перед лицом войны, великих её испытаний и страшных соблазнов являются неизбежно сомнения и искушения, относящиеся к силе добра и правды в мире. Тьма, надвигающаяся над миром, застилает свет в душе, и в ней поднимаются соблазны древнего Иова о бессилии и бездействии Бога в мире, а они неизбежно ведут если не самого Иова, в котором всё-таки побеждает его личная вера, то логику его мысли к отрицанию и самого Его бытия. В мире есть только царюющее зло, миром правит князь мира сего.
Такое заключение подсказывается духовным испугом, который сопровождается изнеможением душевным и физическим. Человек становится слеп и глух к добру, пока он остаётся охвачен этим ужасом, terror antiquus[150], находится во власти его. Однако такое состояние есть лишь временный аффект, который прекращается вместе с производящей его причиной – с некоторым затишьем войны или её прекращением.
Однако и по миновании этого аффекта, и даже помимо него, остаются в силе все те вопросы, которые пробуждаются наличием войны в мире, самой её возможностью. Как возможна война и что такая возможность означает?
Вопрос этот естественно рассматривать в свете теодицеи, или оправдания Бога в мире, как он и ставится в книге Иова, причём друзья Иова попросту хотят уклониться от него, измышляя несуществующую вину Иова, сам же Иов становится лицом к лицу к нему со всей его безответностью и сокрытой в нём тайной – именно действия сатаны в Божьем мире, сатанинского промысла наряду с Божественным. Ответ же на этот вопрос даётся эсхатологический, т. е. вне и поверх исторических свершений, в качестве постулата или откровения веры: я знаю, Искупитель мой жив… и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого увидят Его (Иов. 19:25–27).
В таком исповедании свидетельствуется трансцендентность добра в мире, который в имманентности своей погружён в зло, весь мир лежит во зле (1 Ин. 5:19), по прямому свидетельству апостола. В этом смысле проблема теодицеи, как оправдание мира в его теперешнем бытии, даже и не может существовать, поскольку он принадлежит царству князя мира сего. Внутренно он освобождён от этого господства вследствие изгнания князя мира Христом, однако в своём состоянии он и доныне остаётся в его власти, как и был до Христа. Это сатаническое обстояние творения не относится к самому
