5000 кустарей-сапожников, из них около 3000 в заштатном городке Мирополье.
Работали сапожники в основном весной и осенью, их рабочий сезон составлял около восьми месяцев, у некоторых сапожников сокращаясь до трех-четырех, у других же удлиняясь до 10 месяцев, а некоторые работали круглый год. Сапожники были преимущественно из деревенской бедноты, из безземельных и малоземельных, а потому их связь с землей была слаба либо совершенно порвана.
Разумеется, изготовлялись только кожаные сапоги: понятия о кирзовых, а тем более о резиновых сапогах еще не существовало. Это были т. н. русские сапоги, с цельным голенищем, в отличие от европейских с их голенищами на застежках или шнуровке. В социальных верхах употреблялись мужские сапоги с коротким мягким голенищем, шившиеся из мягкой кожи, обычно опойка либо шевро, практически без каблука; такие сапоги носились под панталоны. «Строились» и мягкие козловые сапоги, из сафьяна, в основном для пожилых людей с их мозолями. В народе носили русские сапоги из толстой черной юфти (яловые), с высоким голенищем, до середины закрывавшим колено. Такие сапоги во второй половине XIX века стала носить демократическая интеллигенция, по-крестьянски заправляя панталоны в голенища, а в 80‑х годах – и националистически настроенное поместное дворянство; в социальной верхушке разновидностью русских сапог стали сапоги с твердыми лаковыми голенищами «бутылками». Наиболее ценились т. н. вытяжные сапоги, в которых головки были не пришивными, а вытягивались на колодке из одного куска кожи вместе с голенищем, так что имелся только один задний шов.
Тщательно выстроганную изнутри для придания одинаковой толщины и вымоченную в теплой воде кожу «кожевенный мастер» руками и пользуясь винтовым зажимом натягивал на «крюк», подобие вырезанного из толстой доски сапога, и кое-где прибивал гвоздями. Севшая на подъеме и вытянувшаяся по краям кожа так и засыхала, образуя заготовку, которая и поступала к сапожнику; эта заготовка также называлась крюком. Предварительно сапожник заготавливал материал для шитва: тонкую пеньковую дратву, хорошо скрученную толстую нить, промазанную сапожным варом, сильно протертую кусочком кожи и затем слегка навощенную воском, чтобы она лучше скользила. Кончик дратвы разделялся на две пряди, растрепывался, и в него всучивалась расщепленная на конце свиная щетинка. Заготовка дратвы лежала на ученике сапожника, это были азы чеботарного искусства, которым предшествовали уборка мастерской и беспрерывная ходьба в ближайший кабак за водкой. А чтобы ученик хорошо усвоил эти азы, у сапожника было сильное средство обучения: шпандырь и тяжелые деревянные колодки, которыми учеников били по чем попадя.
Сапожник тонким острым кривым шилом накалывал в коже дырочку и всовывал в нее кончик щетинки, а затем за нее протягивал всю дратву. В результате просмоленная дратва, раздвигая кожу, плотно заполняла отверстие, так что шов не пропускал воду. Тачание шва велось «в два конца», если щетинки всучивались в оба конца длинной дратвы, или «в один конец». Для «постройки» сапога пользовались березовыми разборными колодками, точно напоминающими форму ноги и подстрагивавшимися по мерке; в местах распространения чеботарства их заготовка была отдельным видом промысла деревообработчиков. Материал раскраивался и изнутри к вытяжному «крюку», высохшей и вновь слегка намоченной для эластичности заготовке по краям, осторожно, чтобы не проколоть кожу, подшивали «поднаряд», подкладку в головке сапога, и подклеивали «футор», подкладку под голенища, и «капик» – подкладку для пятки. Затем изнутри пришивали «ушки» сапога и тачали вертикальный шов голенища. После этого вырезанную из толстой кожи, сильно размоченную и проколоченную молотком стельку наколачивали на колодку, надевали на нее сапог и огибали края кожи, пришивая их тонкими шпильками к колодке; затем натягивали на колодку клещами и ударами молотка задник. После затяжки проколачивали на колодке для придания формы вырезанную из хребтовой части воловьей кожи подошву. Затем сшивали вместе рант, узкий ремешок вокруг переда, сам перед и стельку, и подшивали подошву, пользуясь рантовым шилом. После этого накладывали на кромки подошвы в заднике узкий клиновидный ремешок-«кранец» (подошва по форме ноги была выгнутой) и из толстых обрезков кожи набирали каблук. Все швы тщательно пробивались молотком и заглаживались. Проще и дешевле, но тяжелее и жестче были «гвоздяные» сапоги, у которых верх сшивался только со стелькой, а подошва прибивалась на железной «лапе» деревянными кленовыми, а на худой конец березовыми гвоздиками, заготовка которых также лежала на учениках. Если пришить подошву металлическими гвоздями (медными, поскольку железные начнут ржаветь и ржа разъест кожу), то в воде кожа размягчится и откроется отверстие, в которое прошел гвоздь; а деревянные гвозди будут разбухать и высыхать вместе с кожей и дырочки не пропустят воду. По желанию заказчика между слоями подошвы или в задник вкладывалась полоска бересты: получались сапоги «со скрипом». Когда сапог был готов, вынималась по частям колодка, и изделие отделывалось окончательно. Строились и безрантовые «прошивные» сапоги, а легкая обувь – башмаки, туфли и полусапожки – часто делалась выворотной. Мужичий сапог из юфти, хорошо промазанной дегтем, был несокрушим, а ноге в нем было сухо и тепло. Зато работа «в одну точку» требовала от сапожника огромного внимания и терпения, которое ведь небезгранично. Накопившуюся за рабочую неделю нервную усталость сапожнику требовалось снять, «расслабиться», как говорят сейчас. А средство нервной разрядки он знал только одно. Потому в России и говаривали: «Пьян как сапожник».
Правда, по этой части с сапожниками успешно конкурировали портные, также вручную строчившие швы, предварительно проходя их зубом. Портной, по 12–14 часов сидевший, скрестив ноги, на «катке», низком широком прочном столе, на котором раскладывался крой, отличался от сапожника только кривыми ногами, а в остальном был так же сутул и пьян, и, пройдя ту же школу обучения, был так же жесток с учениками. Огромного терпения и внимания требовала ручная строчка, но еще более требовала этих качеств «штуковка», штопка прорех тонюсенькой иглой с продетой шелковинкой, а также составление для базарной одежды пластин сукна из «шмука», обрезков ткани. Обрезки эти кропотливо подбирались по цвету и фактуре и аккуратно соштуковывались, а затем из них шилась одежда, немедленно сбывавшаяся на базаре случайному покупателю: в дождь она могла расползтись по всем швам. Аналогичным образом «шмуклерами» соштуковывались и обрезки меха, еще менее прочные. Ходили даже слухи, что базарная одежда не шилась, а склеивалась рыбьим клеем. А потому понятие «базарный» в русском языке стало обозначать все грубое, непрочное и дешевое. Базарный товар, одним словом.
Гончарство
Однако же не только лес, поле да животные поставляли русскому крестьянину материал для промыслов. Давала ему сырье и сама Мать-сыра земля – минеральное сырье.
Вполне естественно, что первейшим и важнейшим сырьевым ресурсом в деревне была глина. Хотя бы потому, что деревянную или берестяную посуду в печь не поставишь и щей да каши в ней не сваришь. А потому повсюду, где только залегала гончарная глина, существовал гончарный,
