деревья» (№ 431).>
1103
Фенхель
Миновала любовь,
и милый уже не приходит —
только по вечерам
сердцу сладкие воспоминанья
навевает фенхель цветущий…
(Ки-но Цураюки)
<Эта песня следует за песней «Папоротник» (№ 446).>
1104
Окинои, Миякодзима
Опаляет огнем,
томит беспросветной тоскою
даль бескрайних морей,
что безжалостно отделила
острова от милой столицы…
(Оно-но Комати)
<Эта песня следует за песней «Каракото» (№ 456).>
1105
Сомэдоно, Авата
От печалей устав,
я покину дворец Сомэдоно
и к подножию гор
удалюсь в селенье Авата,
в край, где вечно тучи клубятся!..
(Аямоти)
<Эта песня была сложена по случаю переезда императора Мидзуно-о из Сомэдоно в Авату. Следует за песней «Дворец Кацура» (№ 463). >
К свитку XI
<Эти песни (№ 1106, 1107) следуют за песней «Снег, что в дальних горах…» (№ 551). >
1106
Как могучий поток,
вскипает любовь в моем сердце
и, не зная преград,
мчится вдаль, подобно теченью
бурной горной реки Оои…
(Неизвестный автор)
1107
Мы встречались с тобой
в ту ночь на холме Оосака,
пред Заставою Встреч, —
пусть хранится в тайне свиданье,
как зерно в колоске мисканта!..
(Неизвестный автор)
К свитку XIII
<Эти песни (№ 1108, 1109) следуют за песней «Если любишь меня…» (№ 652). >
1108
О Натори-река
в Инугами, на склонах Токоно,
об одном я молю —
ты мою заветную тайну
ненароком людям не выдай!..
(Неизвестный автор)
<Передают, что эта песня была послана Госуда рем одной дворцовой прислужнице-унэмэ из Ооми. >
1109
Ответ
Ах, неужто и впрямь
слух о нашей любви разнесется,
словно эхо в горах,
там, в Ямасине, где грохочет
водопад прозрачный Отова?!
(Прислужница-унэмэ)
К свитку XIV
1110
Вижу, как паучок
свою паутинку раскинул —
это значит, ко мне
ныне ночью заглянет милый,
попадется сердце в тенета!..
(Принцесса Сотори)
<Эта песня следует за песней «Не узнает любовь…» (№ 688). Оставшись в одиночестве, принцесса Сотори послала песню Государю, чтобы выразить свою любовь.>
1111
Знать бы путь мне в края,
где лечат травою забвенья
от несчастной любви!
Говорят, ту траву находят
лишь у берега Суминоэ…
(Ки-но Цураюки)
<Эта песня следует за песней «Говорят о „люб ви“…» (№ 698).>
Предисловие Ки-но Ёсимоти[71]
Песни Японии, страны Ямато, корнями своими уходят в почву сердца и цветами распускаются в лесу словес[72]. Пока живет человек в мире, не может он пребывать в бездействии. Легко изменяются помыслы, чередуются печаль и радость. Чувство рождается из побуждения воли, песня обретает форму в словах. Посему, когда человек всем доволен, голос его звучит радостно, когда же огорчен – песни его полнятся грустью. Может человек выражать в словах заветные думы, может высказывать негодование. Ничто так не приводит в движение Небо и Землю, не трогает сердца богов и демонов, не улучшает нравов, не смягчает отношений между мужем и женой, как японская поэзия.
Существует шесть видов японских песен-вака. Первый вид называется «многозначные песни» (фэн), второй называется «песни-пересказы» (фу), третий называется «песни-уподобления» (пи), четвертый называется «песни-сопоставления» (син), пятый называется «изящные песни» (я), шестой называется «песни-славословия» (сун).
Похожи они на рулады соловья, что весною щебечет среди цветов, на трели осенних цикад в ветвях дерев, когда ничто не прервет звучания мелодии и всякая тварь выводит песню на свой лад. Так заведено повсюду и во всем, таково изначальное установление природы.
Однако в те семь поколений, что относятся к Веку Богов, времена были простодушные и люди немудрящие: не умели еще осознать чувства свои и желания, не умели и слагать вака. Лишь после того, как бог Сусаноо-но-микото пришел в Идзумо, появилась первая песня в тридцать один слог[73]. Так была создана нынешняя ханка. С той поры, будь то даже внук одного из богов небесных или же дщерь Бога морей, никто уж не передавал чувств своих иначе как в форме вака[74]. В наш же Век Людей[75] достигли такого рода песни полного расцвета. Немало появилось разновидностей вака, как то: длинная песня (тёка), короткая песня (танка), шестистишия (сэдока), а также поэзия смешанных форм. Со временем все эти основные течения вака весьма разрослись. Так из ростка в два пальца высотою незаметно, словно под пологом дыма, вырастает древо, что кроной обметает облака; так вздымается под небеса волна, что родилась из единой капли росы.
В таких песнях, как, например, преподнесенная Государю Нинтоку «Бухта Нанива»[76] или же сложенная в честь наследного принца-регента Сётоку «Река Томино»[77], описываются дела дивные, свершенные божественным промыслом, смысл же при этом умышленно затемнен[78]. Меж тем если взглянуть на песни стародавних лет, то большинство из них выражают простоту древности. Ведь тогда не были еще песни усладой, развлечением для слуха и взора, служа лишь средством воспитания нравов.
Государи древности в погожие дни устраивали в красивой местности пиршества для приближенных и велели им слагать стихи. По тем стихам можно было выявить чувства подданного к повелителю своему, отличить достойных от неразумных. Тем самым поступали Государи в соответствии с желаньями народа и отбирали способнейших среди придворных вельмож. С той поры, когда принц Ооцу[79] впервые стал слагать стихи на манер китайских ши и фу[80], многие одаренные литераторы, восхищаясь стилем принца, стали следовать его примеру. Переняли они писания китайских мастеров слова и изменили прежние обычаи земли японской. Преобразилась судьба всего народа, песни же Ямато пришли в небрежение.
Однако жил на свете искуснейший Какиномото-но Хитомаро, что высоко вознес в поэзии божественные и дивные помыслы. Равных ему не сыскать ни в древности, ни в наши дни. Так же и Ямабэ-но Акахито был великий кудесник японского стиха[81]. Да
