class="p1">Я поднес меч к ее маленькой груди без сосков.
– Ты кто такая?
– Я джинн. – Она улыбнулась, и зубы неестественно сверкнули. – Точнее, дэв.
– Чего тебе надо?
– У Философов есть присказка: «Одно дело – легенда, а другое дело – человек». Мне просто хотелось встретиться с тем, кого зовут Базиль.
С тех пор как я начал видеть мир за покровом, время от времени меня навещали странные создания. Я научился не удивляться их виду. Но в этой женщине что-то меня тревожило, и не только то, что от нее воняло неделю гниющей на солнце рыбой.
С этими тварями надо быть осторожным, а не то сорвутся с поводка.
– Надеюсь, я соответствую твоим ожиданиям.
Я сунул меч в ножны.
– Нет. Я слышала, как ты пытался вдохновить своих воинов. И твое сердце трепетало в груди, когда ты призывал их хранить веру. Ты шарлатан, Базиль Сломленный.
Она придвинула лицо ближе, и стало заметно, что кожа у нее неровного цвета, будто у куклы.
– Мое сердце трепещет, как у любого человека. Так всегда бывает, когда мы сталкиваемся с чем-то устрашающим.
– Люди верят в сказки, как дети, и это одна из них. – Она хихикнула, и неприятно низкие тона смешались с нежными. – Вот тебе мудрая истина от того, кто прожил семьсот лет и повидал гораздо больше, чем можно вообразить: сопротивляться велению сердца можно лишь до определенного предела. В конце концов оно берет верх, ломая твою волю. Такова истина. Трус бывает храбрым один раз или два, может быть даже десять. Но рано или поздно человек со слабым сердцем сломается, и тогда вся былая храбрость пропадет даром. Так же и с сопротивлением вожделеющей тебя обольстительнице или с верой в слабого бога. Ты становишься таким, каким хочет твое сердце… если, конечно, проживешь достаточно долго.
Я позволил ей разглагольствовать и кивал в надежде, что она сочтет меня малоинтересным и уйдет.
– Хорошо, я запомню.
– Чего ты так боишься? – Ее улыбка стала такой широкой, что еще немного, и разорвется рот. – Меня? Но я лишь хочу помочь.
За помощь Падшего ангела приходится дорого платить. Однажды я уже заплатил и теперь опасался, что придется сделать это снова.
– Мне не нужна помощь.
– Ты не понимаешь, что произошло, да?
Я пожал плечами, и она снова хихикнула в своей неприятной манере.
– Задай себе вопрос, – сказала она, – почему кровавый туман до сих пор не испарился?
Я размышлял над этим.
– И почему же?
– Потому что должен остаться здесь. Как и ты.
– Я здесь не останусь. Как только решим, что делать, мы двинемся на восток.
– А ты знаешь, что лежит на востоке, папа? Там Кашан, который сокрушит вас под ногами слонов, несущих пушки. Если же вам каким-то образом удастся победить, придется иметь дело с Империей шелка, а у нее армия в миллион человек и аркебузы, стреляющие быстрее, чем…
Она быстро защелкала языком.
У меня кровь заледенела в жилах.
– Почему ты назвала меня папой?
– А, так я забыла представиться? Я твоя дочь Саурва.
Я хохотнул от нелепости этого вранья.
– У меня нет дочери по имени Саурва.
– Нет, есть. Мама рассказала, как ты позволил ей тебя соблазнить в обмен на то, что она проломит стены Костаны и позволит тебе отбить город у Сатурнусов.
Меня захлестнуло отвращение вместе со своими сестрами – печалью и совестью. Все эти чувства забурлили внутри, когда я вспомнил, как позволил этому созданию меня оседлать. По нашему летоисчислению это было одиннадцать лет назад.
– А ты думал, обойдется без последствий? – спросила Саурва. – Ангелы ведут счет всем добрым и дурным поступкам.
– Оставь меня в покое.
Левый глаз Саурвы увлажнился. По ее ледяной щеке скатилась красная капля.
– Хочешь сказать, ты не рад собственной дочери? Но ведь я единственная оставшаяся у тебя дочь.
Какая паршивая имитация печали!
– Ты мне не дочь.
Я посмотрел в ту сторону, где была дверь, хотя ее закрывал туман. Я и завязки на сандалиях едва видел. Мне хотелось сбежать от этого демона, как и от тумана.
– А знаешь, мы, дэвы, совершенно не похожи на людей. Мы не любим своих детей, а презираем их. От матери я получала лишь ненависть, ненависть, ненависть. Возможно, в этом проявляется моя человеческая частичка, но мне хочется, чтобы меня любил тот, кто породил.
Зачем ненавидеть своих детей? Какой в этом смысл? И все же… Я ненавидел это существо, кем бы оно ни было.
– Я не могу любить такую мерзость.
– Мерзость? Не понимаю. Чем я так отличаюсь от Дорана?
В груди забилась надежда.
– Где Доран? Ты знаешь?
– Конечно, знаю. Он же мой брат.
Надежда тут же сменилась ужасом.
– Ты… Ты ведь не сделала с ним ничего плохого?
– Конечно нет. В Лабиринте он в безопасности. И это не изменится… если мы с тобой договоримся.
Так вот во что она играет. Я вспомнил невозмутимость Томуса и покачал головой.
– Я не склонюсь перед Падшими ради спасения его жизни. Давай, убей его, если желаешь.
И снова этот мерзкий смех.
– Я не собираюсь убивать милого Дорана. Ни за что на свете. Он до конца времен будет принадлежать мне и моим сестрам.
Судьба хуже смерти. Как я мог обречь своего наследника на такое?
– Скажи, чего ты хочешь.
– Я хочу лишь одного – чтобы ты преуспел как Зачинатель. Кстати, ты знаешь, что это за город?
– Про́клятое место.
– Да, но здесь Врата, папа. Тебе не нужно на восток. Именно здесь и должен находиться Зачинатель. А всякую чепуху вроде «водопада на краю земли» добавил какой-то писец, чтобы приукрасить Ангельскую песнь. Нет никакого водопада. И края земли нет. Земля ведь яйцо.
– О чем ты вообще?
Она нетерпеливо вздохнула.
– Если точнее, я говорю о том, что находится под храмом Хисти.
– А что там?
– Врата! – заревела она как медведь, ничего общего с ее тонким голоском. – Ты вообще меня слушал? Что, по-твоему, ты должен сделать?
– Открыть сердца людей.
– И ты правда в это веришь? Даже после того, как переспал с моей матерью, чтобы получить ключи от Костаны, ты по-прежнему цепляешься за эти глупые суеверия? Даже после того, как подкупил патриарха, причем с помощью мальчиков, чтобы он объявил тебя Зачинателем? Как ты можешь быть таким слепым, папа?
– До сих пор меня вела только вера.
– Ничего подобного. Ты дал моей матери свое семя, чтобы перебраться через стены, ты убил врагов и сел на трон. Вот что привело тебя сюда.
Я закрыл глаза, сломившись под весом этой истины. Какой
