те, кто мне не ндравитца.
Часть третья
Глава 1
Что-то я слишком часто прихожу в бешенство. Какие на хрен изящные напевы, когда сталкиваюсь с постоянным скотством, сразу убивать хочется. Не уговаривать, не переубеждать, а убивать сразу, с одного удара. То ли я стал злым, то ли люди такие, пробовал переубеждать — но где возьму эшелоны бисера?
Но я же гуманист, мать вашу, должен понимать этих людей, им до нашего уровня гуманизма как до Парижа ползком, они не виноваты, что общество такое…
Да-да, знакомая песня, в мое время тоже ссылались на общество, которое не дает им вскочить в сингулярность первыми, ещё и на халяву, так как общество обязано, хотя не понимаю, чем общество обязано лодырям, дуракам и откровенной сволочи.
Так что нет, забуду про высокий уровень гуманиста, кто мне наступит на ногу, тому оттопчу обе.
И пусть от моего баронетства только титул, любой мелкий купчишка богаче меня, но у меня достоинство в этом мире, кстати, очень удачно защищено титулом.
Так что после лекции вышел на большую перемену не как интеллигентный человек, а как аристократ и дворянин: задрав нос, на всех посматриваю так, словно прицеливаюсь кому врезать так, чтобы только кувикнул.
Это, как ни странно, подействовало. Хотя почему странно? Здесь даже аристократы — очень простые существа. И понимают только… простые доводы.
Правда, подобострастно никто не смотрит, как на княжеских сынков, но и не нарываются, урок после нескольких повторений начинают усваивать.
Да и кроме драк есть и другое занятие, будоражащее кровь: кто с кем из курсисток уже успел познакомиться, за первые недели осмелели даже самые несмелые, то и дело топчутся возле зеленой разделяющей двор изгороди, а смелые уже на той стороне.
Приличные девушки никогда первыми не заговорят с мужчинами. А так как все конкурируют за титул самой приличной и пристойной, это повышает шансы удачного замужества, то максимум, что нашим орлам удавалось, это войти на тот участок двора, где прогуливаются во время перемен и вечером девушки, а там уже выплясывать перед ними, рассыпаясь в комплиментах, нарабатывая, так сказать, навыки для взрослой жизни.
Потому я был крайне удивлен, когда в редкий для Петербурга солнечный день, одна из суфражисток перешла на ту часть двора, что в мужском владении, на неё сразу наши уставились жадными глазами, и смело подошла… кто бы подумал!.. ко мне.
Со мной был Горчаков, рассказывал насчёт тонкостей дипломатических отношений с Османской империей, но заткнулся и тоже замер, глядя на неё с явной заинтересованностью.
Мне она тоже с ходу понравилась: дико хорошенькая, с приятным лицом и большими, как у куклы, карими глазами с огромными ресницами, милыми ямочками на щеках и пухлыми, красиво очерченными губами. Прическу закрывает шляпка с широкими полями, только и рассмотрел, что волосы отливают старой медью и собраны крупными локонами.
— Баронет Вадбольский, — сказала она храбро. — Я графиня Иоланта Анжуйская.
Мы с Горчаковым синхронно поклонились, он с таким энтузиазмом шаркнул подкованым копытом по булыжникам, что искры выметнулись, как из-под точильного камня.
Я пробормотал:
— Для меня как бы честь… большая такая честь… Вот такая…
Я показал руками, словно держу большой арбуз, потом подумал, вздохнул и свел ладони, будто выменял на хорасанскую дыньку. Дескать, Платон мне друг, но истина дороже.
Горчаков прервал:
— Простите меня, неотложные дела!
И поспешно отступил, графиня с милостивой улыбкой изволила его заметить и кивком отпустила. Горчаков испарился, ага, такой хитрый гад исчезнет, всё будет видеть и даже слышать, а она повернулась ко мне.
Я заговорил уже нормальным голосом, хотя и чувствую, что он у меня, как у молодого петуха, подрагивает:
— Я несказанно польщен… ваша светлость.
Она сказала повелительным голосом:
— Проводите меня, баронет.
И красиво повернулась, не замечая устремленных на неё взглядов. С гордо вскинутой головкой, под шляпкой затейливая прическа с множеством заколок и цветных лент, быстро направилась на женскую сторону.
Я в полном обалдении шел с нею рядом. Уже на своей стороне она провела меня в сторону небольшого фонтана с каменными жабами, остановилась и, повернувшись ко мне, поинтересовалась милым голоском:
— Баронет, вы так много и часто расспрашиваете своих друзей и даже преподавателей о Щелях, что это вызывает и наш чисто женский интерес. Вы в самом деле ничего о них не знаете?
Я ответил, всё больше ошалевая:
— Ну, я из далеких мест…
— Из Сибири, знаем, — перебила она. — А у вас разве их нет? Я читала, что именно там их больше всего.
— Я из такого медвежьего угла, — пояснил я, — что никаких Пятен, никакой Порчи, никаких Щелей. Чистенькие мы!
— Интересно, — протянула она. — Значит, вы просто пополняете запас знаний…
Выглядела малость разочарованной, даже больше, чем малость, я поспешил ухватиться за ниточку, пока разговор не прервался:
— А чем это вас заинтересовало?
Она мило наморщила носик, прекрасной формы и чуточку вздернутый, так что на верхней губе от него идет красивая такая ложбинка.
— Ну… девочки начали предполагать, что у вас есть желание побывать в тех местах, куда церковь ходить не советует.
— Церковь много чего не советует, — пробормотал я.
— Я говорю о Щелях, — сказала она, — которые многие называют Пятнами Дьявола или Разломами!
Я охнул:
— Да что вы такое говорите? У меня даже меча хорошего нет!
Она кивнула, в голосе прозвучало удовлетворение:
— Понятно, всё-таки мечтаете. Недостает только снаряжения.
Я подумал, посмотрел на неё очень пристально. Её щеки под моим взглядом чуточку заалели, как утром восток неба с приближением к горизонту солнца.
— А что… чем это заинтересовало?
Она тоже подумала, явно колебалась, говорить или нет, наконец сказала быстро, словно бросилась в холодную воду:
— Вы в самом деле пошли бы в Щель?
Я придал голосу чуточку пафоса и напыщенности:
— Всеми фибрами!.. Это же так ценно… с точки зрения…
Я умолк, она продолжила чуть насмешливо:
— С точки зрения поэта? Да-да, знаток Овидия и Петрарки, мы и это знаем!
Конечно, знаете, мелькнуло у меня. Всех как облупленных знаете с первого же дня. Здесь же самые перспективные женихи, а вас обучают строить им глазки и раскидывать сети.
— Это же новые миры, — сказал я. — Овидий бы удавился от зависти!.. А какую бы поэму двойным гекзаметром забабахал Алкивиад, а то и сам непревзойденный Гомер!
Она нетерпеливо мотнула головой.
— Гомер был слепым, что бы он увидел?.. У нас есть желающие посетить Щель. Но нужна умелая команда. Мы как раз её подбираем. Туда только слаженной группой… Боец,