вода, однако сегодня, едва вышли на большой перемене во двор, как сразу услышал:
— О, да это Вадбольский, наше сибирское чудо в самодельных лаптях!
Оглянулся, в компании подпевал мимо важно двигается Москаль, сильнейший маг курса, как уже определили его преподаватели, что он не раз демонстрировал на учебном полигоне и не только там. А ещё его отец богатейший промышленник из Средней Азии, как говорят «мильёнщик», у него всегда есть карманные деньги на себя и друзей, потому друзей у него много.
Я всмотрелся в его харю с подозрением. Понятно, все хотят показывать своё превосходство над остальными, но вот такой наглый наезд без всяких предварительных «дай закурить» и «…а если найдем»… Ах да, ноздри мои ловят аромат крепкого вина, старшекурсники уже наладили контрабандный канал доставки алкоголя. Преподы делают вид, что не знают, молодежи нужно давать отдушины, но чтобы не было огласки за пределами Академии.
Я сказал угрюмо:
— Идешь — иди.
— Ну что, — сказал он насмешливо, — зассал?.. Люди, плюйте на него, Вадбольский зассал!
Подхалимы заржали, я сдержал резкий ответ и ответил как можно спокойнее:
— Зассал тот, что боится противника и предпочитает драться на дистанции. А в личке по соплям получить боишься?
Кто-то не вовремя загоготал, он побагровел, надулся как петух и проорал, выпячивая грудь, как французик из Бордо:
— Без ограничений!.. Бой без всяких ограничений!
— Хорошо, — ответил я всё тем же тоном, хотя ощутил немалое облегчение. — Согласен.
Подхалимы снова зашумели, обрадованно, как плебеи на скамьях Колизея, но из ниоткуда возник Москаленко, наш воспитатель, подскочил ближе, замахал руками:
— Я против!.. Против!.. Вы обезумели?.. А если кто-то убьет, это же и сам на каторгу, и весь род опозорен!.. Нет, я такого не допущу!
Один из прихлебал Москаля сказал пьяным голосом:
— Да никто не выдаст… А Вадбольский побоится.
— Да? — спросил Москаленко. — Вас двадцать рыл, и никто не проговорится?..
Я надеялся, что Москаленко запретит схватку, но вряд ли беспочвенны слухи, что старшекурсники его тоже снабжают на халяву спиртным, он оглядел меня с ног до головы, но с меня взять нечего, вздохнул и сказал мощным пропитым голосом:
— Ладно, разрешаю бой до первой крови…
— Нет! — проревел Москаль. — Бой, пока один не ляжет и не будет умолять о пощаде!
Москаленко повернулся ко мне, я кивнул. Он горестно воздел очи горе, вскинул обе руки и прокричал:
— Бой прекращается, как только один из дуэлянтов не сможет встать! К бою!.. Готовы? Начали!
Москаль сразу же задвигал руками, между ладонями начал формироваться огненный шар. Я не стал ждать атаки, бросился навстречу, Москаль поспешно выбросил шар огня, я легко отклонился в сторону, огонь пронесся мимо.
Мне оставалось не больше десятка шагов, как он метнул ещё шар. Пламя слегка задело левую руку, я мог бы уклониться больше, но ещё недостаточно ускорился, однако не успел даже ощутить жара, только лица чуть коснулась волна тепла.
Третий шар он скастовал и метнул, когда мне оставалось пять шагов, я сдвинулся вправо, но он разгадал маневр или прочувствовал, шар огня ударил прямо в середину груди. Меня отшатнуло, с трудом устоял на ногах, успел заметить удивление на лице Москаленко и Горчакова, рубашка даже не потемнела, хотя должна бы обратиться в пепел.
Ещё три быстрых шага, он создал самый большой шар, но я левой отцепил одну его ладонь от другой, и шар погас. Правой я с наслаждением влупил в морду. Он успел дернуть головой, я попал не в челюсть, как хотел, а в скулу, пальцы слегка дернуло болью, но зато услышал сладостный хруст.
Москаль вскрикнул и обеими ладонями схватился за ушибленное место, потом правую метнул к поясу, где рукоять ножа, я воспользовался моментом и наконец-то ударил в челюсть, снова услышал хруст, ударил ещё раз, ломая кость и вбивая крошево зубов в пасть.
Он всхрюкнул и опустился на колени, затем повалился лицом в землю. Я постоял над ним, дескать, пусть поднимется, ещё добавлю с превеликим удовольствием, вы же кровавой драки хотели, но Москаленко достаточно быстро вышел к нам, наклонился к Москалю, потрепал по щекам, выпрямился и сказал громко:
— Бой окончен!.. Победитель — баронет Вадбольский!
Среди подпевал Москаля разочарованно загудели, но некоторые улыбались кумира иногда надо опускать на землю и выщипывать из хвоста самые яркие перья.
Подошел Горчаков, хлопнул меня по плечу и сказал заговорщицким шепотом:
— Я сразу понял, когда ты снял камзол.
Я буркнул:
— Ну и что ты понял?
Он помял пальцами мое плечо, сказал победно:
— Что вот эта рубашка под моими пальцами… она очень непростая! Камзол бы сразу в пепел, ещё и шкуру бы пропалило до кости!
— А-а-а, — протянул я, — ну да, зачарованная. По правилам это не запрещено. В зачарованной даже спать можно.
Он снял ладонь с плеча, посмотрел на пальцы.
— Ишь, даже не нагрелась! Очень сильный маг поработал, сразу вижу. Сколько за неё?
— Денег не хватит, — сказал я, — хоть ты и княжич.
Он покровительственно улыбнулся.
— Я не просто княжич, мой отец — светлейший князь!
Я кивнул, как бы соглашаясь, что да, круто, хотя светлейшие, как теперь понимаю, тоже разные. Вон Кутузов и Суворов — князья светлейшие. А другие с какого перепугу?
Он пошел рядом, остальные провожали меня разочарованными взглядами. Трое старались поднять Москаля на ноги, но у того подгибались колени, норовил снова лечь, его подхватили под руки и потащили в сторону лавок, туфли бессильно скребли сырую землю.
То, что Горчаков пошел со мной, снимало с меня часть проблем, я не одиночка, моим врагам пришлось бы валить обоих, а он из знатнейшего рода, вступятся такие люди, что и Академию закроют или перенесут в Урюпинск.
Он сказал с хитрой усмешкой:
— Ты начинаешь менять о себе мнения. А кое-кто даже заинтересовался.
Я буркнул:
— Плевать.
Он сказал с подчеркнутой обидой, хотя я видел, что и это игра:
— Даже не спросишь?
— Нет.
— Но всё равно скажу, — проговорил он с таким видом, словно делает мне величайшее одолжение. — Это… Глориана!
Я скривился.
— Это та великосветская богиня?
— Можно сказать и так. Но она очень умная, хоть и женщина. И хитрая. Сказать почему?.. Ну ладно, скажу за бесплатно. На тебя только она поставила!
Я покосился в его сторону, идет довольный, но по сторонам посматривает внимательно.
— А ты?
— Я само собой, но я же почти друг, не в счёт, а она… она из противоположного тебе лагеря.
Я сказал разозлено:
— Знал бы, нарочно бы проиграл!..
— Что, правда?
— Нет, конечно, — буркнул я. — Просто не люблю, когда выигрывают
