Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
Вот Ермаков орёт радисту про «вертушки» и сигнал «Гром» (сигнал, подаваемый при попадании в опасную нештатную ситуацию), а сам перехватывает пулемёт у убитого сержанта и начинает бить короткими прицельными очередями в буро-серые скалы.
Вот совсем рядом с Борисом вырастает разрыв гранатомётного выстрела…
А вот их снайпер, младший сержант из Омска, с удивлением в глазах опустился на корточки и бросил винтовку. Потом схватился за живот, вдруг разогнулся в полный рост, затем упал и стал поджимать ноги…
Глинскому стало бы, наверное, очень страшно, если б на страх было время, если бы он мог в полной мере осознать и прочувствовать, что происходит. Но времени не было — надо было стрелять и перекатываться, меняя позицию… «Духов» он практически не видел — так, мелькало что-то между каменных валунов. А вот Ермаков, похоже, видел больше, потому что несколько раз злорадно матюкнулся, когда в ответ на его огонь наступала секундная пауза…
И вот уж совершенно никак потом Борис не мог вспомнить, сколько времени шёл этот бой…
…Он добил свой четвёртый боекомплект и пополз к неподвижному Лисапеду, чтобы забрать у него патроны. В голове противно звенело от выстрелов и их визгливого эха, отражающегося от бесконечных камней. Забирая у Альтшуля патроны, Глинский ощутил не страх — власть судьбы, перед которой ты — просто вместилище костей и никому не интересных страстей. Нет, он не запаниковал, просто осознал, что скоро у них закончатся боеприпасы и…
С горем пополам группе удалось выбраться с насквозь простреливаемой «ладошки» и вытащить за укрытия раненых…
А потом подоспели два «крокодила», и Ермаков закричал и начал ракетами показывать им направление до засады… «Вертушки» расхерачили тот склон по «полной программе», вот только оставались ли там ещё «духи» или успели свалить — так и осталось под большим вопросом…
Потом подошли ещё две «вертушки», на этот раз Ми-восьмые, пока одна страховала, вторая забирала убитых и тяжелораненых.
А остатки группы Ермакова часа через два подхватили БТР и БРДМ и с ветерком довезли до заставы, затерянной в здешних сопках. Ну то есть не то чтобы совсем забытой, но вспоминали размещённый на ней взвод нечасто. На этой заставе ничего хорошего не было, за одним исключением — здесь совсем недавно оборудовали источник — ручей с чистой, кристально прозрачной и обжигающе холодной водой. Такое, кстати, в Афгане почти не встречалось, чтобы можно было совсем не экономить воду. Заставы куда чаще «сидели» на придорожных высотках, куда вода не поднималась, и её приходилось привозить отдельно и не без риска.
Заросший многодневной щетиной начальник заставы — лейтенант — расстарался и организовал помывку и ужин — чуть ли не весь запас совершенно дефицитной картошки отдал! Для него прибытие группы было событием, он радовался редким тут гостям и тому, что назавтра их будет забирать кабульская «вертушка» — а с «вертушкой» больше, чем с наземными колоннами, приходит на заставу газет-журналов, иногда даже книг и прочих гостинцев. Но главное — письма приходят быстрее, а не через месяц, как сплошь и рядом. Лейтенант был рад гостям, и его тянуло поговорить с офицерами. Ермакову и Глинскому не хотелось обижать хлебосольного хозяина, но и на разговоры не было уже ни сил, ни настроения.
Борис помог Ермакову обмыться и перевязал ему бок, задетый по касательной пулей. Ещё у капитана было рассечено чем-то (наверное, осколком) левое плечо и сильно побиты каменной крошкой лоб и правая щека.
— А у тебя, значит, ни царапины, — хмыкнул удивленно Ермаков, — кабы не запрещено было в Афгане произносить слово «везучий», я бы… Ты, вообще-то, того! Тебя… знаешь, какая высшая награда для связистов? «Сегодня можно не дрючить».
Более высокой оценки связисты действительно не удостаиваются никогда. Поэтому Борис впервые за Афган почувствовал себя равным Грозному. Ну почти:
— Да я, Иван Васильевич, даже не помню всего, что делал, первый раз такое…
— Скажу тебе по секрету, Борис, — поддержал его настроение Грозный, — я тоже в такую жопу попал в первый раз. Нет, бывало, когда не очень шло, под Кишкинахудом, слышал небось, очень плотненько поджали, но чтоб так?! Я, честно говоря, в какой-то момент расстроился, что молитв толком не знаю. Пыталась меня когда-то научить бабуля, а я смеялся над ней, называл пережитком прошлого. А ведь нас сегодня Бог спас. Ежели бы Лисапед не унюхал чего-то — всё, мы б сейчас водичкой не плескались. В лучшем бы случае нас обмывали, а в худшем — «духи» бы с собой уволокли. У них же трупы наших — типа валюты…
Глинский никогда ещё не видел Грозного-Ермакова таким разговорчивым и откровенным: видимо, так, через разговор, он пытался выйти из страшного нервного напряжения.
— Иван Василич, давно хотел вас спросить, да как-то случая не было: откуда у Юры такое прозвище — Лисапед?
Ермаков сделал затяжку и прищурился:
— Лисапед-то? Так это у него ещё с Рязани, с первого прыжка. Он «землю встречал», ногами закрутил, будто на велосипеде… Инструктор по ПДС и назвал его Лисапедом. Так и приклеилось на всю учёбу, потом она и мариманам[65]понравилась, ну а тут перекрещивать как-то не стали. Запоминается ведь!
— Как вы думаете, Иван Василич, он как?..
Ермаков пожал плечами:
— Ну я, конечно, не доктор, но… Я сначала думал, что всё намного хуже, а потом, когда уже грузили, ещё раз глянул — ну не кранты. Были бы совсем кранты — он бы и до «вертушки» не дотянул. А он даже очухался сам — сказать только ничего не мог. А эта рана в челюсти — она только выглядит страшно, а на самом деле — ну неприятно, ну неудобно. Но на жизнь не повлияет. Красоты, конечно, уже той не будет, когда залатают, ну так и Юрий — не девка… Знаешь, какая за него пошла?.. Даже театр свой бросила. Прям в Совгавань за ним — а она даже в кино раз снялась. Но Юра… такой. Он раз сказал, что вообще не умеет даже с бабами изменять. А вот что мне писать матерям наших «двухсотых»? Четыре раза! Да у нас никогда такого не бывало, Боря! Всё как в старой сказке — чем дальше, тем страшнее…
Капитан засопел, а потом достал фляжку:
— Хлебнёшь?
Борис молча кивнул, и Ермаков, отвинтив защитного цвета колпачок, протянул ему спирт:
— Давай, по глоточку. По большому, но одному. Завтра нас в Кабуле обнюхают, ты не сумлевайся. И допросят, и отписаться заставят. Сначала вместе, потом поврозь. Как за «стингер». В общем, будет разбор полетов.
Глинский набрал полный рот спирта, с трудом проглотил его и потом долго запивал холодной водой, пытаясь залить пожар в груди и в горле.
Капитан хлебнул свою долю, запил, долго морщился, потом встал:
— Ну что, может, в блиндажик — попробуем поспать чуток?
Борис качнул головой:
— Отдохните, Иван Василич. А я на воздухе посижу, покурю. Вон — закат какой красивый.
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
