заживало. Она наклонилась и осторожно понюхала рану. Запаха нет, хоть вокруг швов еще и сохранилась краснота и плоть была рыхлая. Но это скоро пройдет.
— Все вы упрямцы: и ты, и этот воин. — Она по-прежнему не поднимала на него глаз, но продолжала высказываться, накладывая мазь. — Ждете, когда станет совсем плохо, когда упадете с лошади на песок, когда начнете гореть в земляной лихорадке…
— Акрай, я позвал тебя, чтобы ты перевязала меня, а не для того чтобы выслушивать глупости, — оборвал ее он.
Но теперь, когда он знал, ее робость куда-то исчезла. Шербера подняла голову и яростно уставилась прямо Прэйиру в лицо.
— Ты прекрасно знаешь, что это не глупости. Тебе следовало попросить меня.
— Моя рана хорошо заживает.
— Благодаря Олдину, а не твоему упрямству.
— Мои раны заживали и без помощи этого… — Он сдержался. Она даже удивилась. — И ты не очень переживала о них, когда фрейле приказывал мне научить тебя владеть мечом.
— Ты вызвался сам, — напомнила она.
— Ты могла отказаться.
— Я же сказала тебе, что никогда… — Настала ее очередь сдерживаться.
Шербера едва ли не шипела от злости, пока обрабатывала рану и накладывала повязку. Он отмахнулся от ее магии, отмахнулся от ее слов, отмахнулся от ее чувств.
Она имела право злиться.
Она поднялась с колен, поправляя рубицу, и уже открыла рот, чтобы сказать, что перевязка закончена и Прэйир может идти, когда он неожиданно удержал ее, ухватив рукой за запястье.
Не резко и не жестко, так, чтобы если она захотела, то смогла вырваться из его хватки. Шербера знала, что Олдин сейчас смотрит на них, как смотрят и другие немногочисленные раненые и лекарки, но не поэтому она послушно замерла, ожидая, что скажет ее спутник.
А именно потому, что в любой момент могла высвободиться и уйти.
— Фрейле сказал мне, чего ты хочешь.
Она смело встретила его взгляд.
— Он приказал тебе? Я хотела сначала поговорить с тобой сама.
— Я бы не стал тебя слушать
Ее глаза расширились от его честных слов. Пальцы, обхватившие ее руку, чуть расслабились и поползли к ладони, сжали и чуть приподняли ее руку, снова показывая — напоминая — и ей, и ему о том, почему Шербера не может держать меч.
— Как они это делали?
Она сглотнула комок в горле.
— Акрай. — Прэйир был непреклонен. — Мне нужно знать, как они это делали.
— Рукояткой меча, — сказала она еле слышно. — Сайам заставлял меня класть руку на камень, кто-то удерживал меня, кто-то прижимал к камню мою ладонь, а потом они ударяли по пальцам и…
— Ты не должна рассказывать об этом.
Шербера и не заметила, что рядом с ними стоит Олдин. Его фиолетовый взгляд встретил грозовой взгляд Прэйира, и ей показалось, что в палатке стало темнее и запахло молниями.
— Иди и займись делом, полукровка, — выплюнул Прэйир, но Олдин не сдвинулся с места. Его тонкая рука легла на плечо Шерберы, и голос, хоть и заговорил он тихо, зазвенел:
— Зачем ты спрашиваешь ее, воин?
— Затем, что мне придется сделать так же, — сказал Прэйир очень спокойно. — Или ты знаешь другой способ выправить сломанные пальцы, целитель?
Олдин ничего не сказал на это, хотя Шербера знала, что ему есть, что сказать. А сам Прэйир был так спокоен, что это ее даже пугало.
Было ли причиной то, что она ему сказала? Пожалел ли он — о, как она ненавидела это слово, как она ненавидела жалость к себе! — влюбленную в него акрай или просто решил подчиниться приказу, который не мог не исполнить?
— Не время и не место обсуждать это, — наконец сказал Олдин им обоим, оглядываясь на лекарок, которые старательно делали вид, что занимаются своим делом. — Ты голодна, Шерб?
— Кажется, да, — сказала она.
— Иди и поешь. Ты мне здесь больше не нужна.
И она покорилась снова.
Прэйир безмолвно сопроводил ее к палатке кашевара, у которой толпились усталые воины. Шербера взяла лепешку и несколько кусков жаренного на огне мяса, и они уселись на один из камней неподалеку и поели, не глядя друга на друга и не пытаясь притворяться дружелюбными.
— Ты остаешься со мной, — сказал он, когда она отпила из чаши крепкого медового вина, и Шербера удивленно посмотрела на него.
— Когда?
— Все время пути до города.
— Почему?
— Потому что я так хочу.
Кусок застрял у нее в горле. Шербера запила мясо вином и осторожно отставила полупустую чашу на камень рядом с собой.
— Это из-за того, что я сказала тебе?
— Это из-за того, что уже завтра ты не сможешь удержать своими сломанными пальцами и соломинку. До города еще три или четыре дня перехода, акрай. За это время твои пальцы заживут.
И Шира уйдет.
А потом, с наступлением новой луны, в городе будет объявлен отбор, и акраяр, не связавшиеся с выбранными спутниками, смогут обрести новых.
— Ты сделаешь это, — сказала она наконец, не зная, что именно имеет в виду.
— Я сделаю это, — ответил он, поднимаясь. — Я пришлю за тобой одного из этих никчемных мальчишек, акрай. Будь готова.
Глава 22
Шербере не впервые в жизни хотелось не подчиниться. Но впервые в жизни она одновременно так сильно желала и не желала сделать то, что было приказано.
Ее сердце было лошадью, поводья которой крепко держал Прэйир. Оно могло упираться, бить копытами и фыркать, но вырваться из хватки ему было не под силу. Ему хотелось ткнуться мордой в плечо хозяина и взять из его ладони сладкий корень чеплыжницы, коснувшись огрубевшей кожи мягкими губами, и одновременно — вздыбиться, показать норов и не дать так просто себя укротить.
Шербера не хотела быть женщиной, с которой Прэйир ляжет в постель только по приказу фрейле и для свершения клятвы. Ей хотелось, чтобы он сам пожелал ее — как пожелал ее Фир, поймавший ее в свои объятья по пути к палатке акраяр.
— Ты знаешь, — сказала она, все еще немного задыхаясь после страстного поцелуя, которым он ее одарил.
— Номариам будет удерживать меня в своей палатке, Шербера, — сказал он, проводя своей большой рукой вверх по ее телу и на мгновение чуть сжав ее грудь. — Только так я не убью Прэйира и не отправлю к Инифри половину лагеря.
Она погладила его по плечу, заглянула в красивое лицо, повинуясь неведомому ей доселе порыву, прикоснулась губами к груди там, где размеренно и медленно билось его сердце. Его зверь заворчал в ответ на эту ласку.
— Ты так много делаешь для своей недостойной акрай, Фир.
— Мое
