не пробила, но контузила его. Ну и хорошо, хоть кровью всё не замазано… Уполномоченный бесцеремонно вытаскивает раненного из машины и сам садится за руль, захлопывает дверь.
Ему нужно в другую сторону, но разворачиваться он и не думает, главное – побыстрее убраться с этой хорошо освещённой улицы. Горохов уезжает оттуда, так почти и не встретив никого.
Он знает, что скоро начнётся переполох…
Не то чтобы в городе не происходили убийства, нет, тут это было делом обычным. Уж больно много всякого люда с раскалённого и дикого юга старалось перебраться поближе к тем местам, где есть вода и электричество. И люд этот не всегда находил себе работу в городе, так что бандитизм, стрельба и поножовщина были в Агломерации процессом естественным. Вот только теперь под раздачу попали люди непростые, не какие-то беглецы с юга. Один из этих четверых точно был из Трибунала, да и все остальные, скорее всего, тоже.
Он сразу взял направление на восток, там был ближайший край города, а значит, улицы потемнее, городской службы охраны поменьше, да и степь поближе… А ещё там, в одном из тёмных районов с не очень-то приветливыми жильцами, он собирался бросить дорогой квадроцикл. Там просто нельзя было оставлять машины без присмотра, их попросту угоняли в течение десяти минут и либо разбирали, либо перегоняли на юг или на восток. Оба варианта его устраивали.
Уже через двадцать минут уполномоченный бросил машину у одной шумной дыры, где у одинокого фонаря над входом толпилось несколько мутных субъектов; он даже не стал запирать кабину, просто заглушил двигатель, вылез и ушёл, не забрав ключей.
Это был правильный ход, машину непременно будут искать, но, с другой стороны, он заехал слишком далеко, и выбираться из этого района ночью было проблематично. Такси сюда не заезжали или брали двойной тариф и, высадив клиента, убирались отсюда подальше. Так что ему почти сорок минут пришлось прошагать по темноте, по не очень-то спокойным улицам, прежде чем он наконец нашёл нужный ему транспорт.
***
И пока он шёл по темным окраинам Агломерации в поисках такси, у него появилось время обо всём подумать. Нет, он и до этого момента понимал, что его положение очень сложное. Но за последний час… он обрезал все концы, пошёл на открытый конфликт… Правильно-неправильно, это был теперь уже вопрос третий. С одной стороны, он дал тем, кто за ним охотился, отличный предлог подать на него рапорт в Трибунал, подать по-настоящему, как положено, по всем законам. Но Поживанову пришлось бы ещё доказывать, что разборка с Габиевым – это его рук дело. И главное, комиссару нужно было обосновать нападение представителя Отдела Исполнения Наказаний на представителей Отдела Дознания. С чего бы вдруг такая вражда в мирном и спокойном до того заведении? Но Поживанов… Он молодец, он толковый… Эта сволочь придумала бы что-нибудь. Ещё и смерть старика Бушмелёва как-нибудь к делу пришил бы. Прилепил бы, нашёл способ. Вот только не все ему, конечно, поверят.
А кто бы мог встать на защиту Горохова из комиссаров? Ну, наверное, сам Первый. Этот давно не скрывал и от самого старшего уполномоченного, что видит его в руководстве Трибунала.
Вот только добраться до Первого было сложно. Не было у Андрея Николаевича номера телефона, чтобы он мог вот так запросто, без секретаря, без согласований, позвонить первому лицу Трибунала. А через приёмную Горохов звонить опасался. Они Бушмелёва убрали, потому что знали, что он собирается встретиться с лучшим своим человеком на тайной квартире. Значит, слушали телефон комиссара. Кто же после этого гарантирует, что они не слушают телефон Первого? В общем, сейчас ему нужно было, как говорят люди специфических профессий, улечься в барханы. Проще говоря, исчезнуть. На сколько? На месяц? На два? На полгода? Раньше, пока он был один, он мог спрятаться в пустыне… да хоть на год. И никто, никто бы его никогда не нашёл бы. Но теперь у него была женщина, но даже не будь её… У него теперь была ещё и… болезнь.
Болезнь, которая поначалу потихоньку, а потом всё быстрее и быстрее будет отнимать у него здоровье. До тех пор, пока не отберёт жизнь. Цейтнот был одной из причин, которые толкнули его на решение вопроса с Габиевым. Вернее, цейтнот стал катализатором случившегося. Горохов понимал, что придумал визит к нему домой сам начальник Отдела Дознаний, хотел спровоцировать его на необдуманные шаги. А может, напугать думал. Вот и спровоцировал. Вот и напугал.
«Думаю, на такой мой «испуг» эта сколопендра не рассчитывала! Теперь как бы его банда сама не испугалась. Во всяком случае, до них дойдёт, с кем имеют дело. И что близких моих лучше не трогать».
А с другой стороны…
Горохов был уверен, что это был верный ход. Правую руку всемогущего комиссара, посреди города, хлопнул вместе с охраной. Тут всякий из людей Поживанова подумает как следует, прежде чем предпринять что-то выходящее за рамки. А если он ещё спокойно покинет город, это будет большим и очевидным поражением Поживанова. Вот только…
Наталья.
Теперь к ней нельзя. Ну никак нельзя. Категорически. Там его могут ждать, и даже если не ждут… Он может начать волноваться, начать кашлять… Кровью. Такой визит в её положении ей совсем не нужен. Так что придётся Наташе какое-то время держаться самой. Одной.
«Хорошо, если Митяй с Тимкой ей помогут! – но на них он как раз рассчитывал не сильно. – Безответственные, да и Наташу они оба не любили, она же заставляла их держать дом в чистоте, убирать за собой посуду, выметать из прихожей песок, за что же её любить?». Он думал, что нужно ей позвонить, что-то сказать… И тут же отбрасывал эту мысль. Ей же нельзя волноваться. Так что он решает позвонить ей попозже. Когда она выпишется из больницы. Или он выберется из города. И пока как раз это Горохов и собирается сделать. Ему нужно уйти, залечь в барханы… Или… У него был ещё один вариант. И пока Горохов шёл, он его обдумывал. И пришёл к мысли, что сейчас ему не помешают деньги. И поэтому решил заскочить в один тихий бар, в котором один хороший человек, что был многим ему обязан, держал одну небольшую часть его сбережений. Из этого бара он вышел с увесистым свёртком, в котором были золотые и серебряные слитки. Слитки были маленькие, но тянули на вполне себе приличную сумму в восемьсот рублей. Деньги могли ему понадобиться в любой
