рассердило его и его сирдаров [командиров] своей резкостью. Когда стало известно его содержание, последние собрались и гневно потребовали отдать меня им для казни, раз вы не обратили никакого внимания на жалобы и откровенно их дразните, доводя до отчаяния, поэтому им приходится взяться за оружие и, не имея, где спрятаться, жертвовать собой ради свободы своей страны. Не достигнув этого, они займут склоны и перевалы, перережут все пути сообщения и станут непрерывно атаковать, так что для сохранения контроля над страной потребуется большая армия. Так они заявили, и каждый поклялся на Коране сдержать клятву и воевать до тех пор, пока останется жив хоть один англичанин»[975].
В последний раз Массона и Лавдея привели к Гуль-Мохаммеду. Старик не мог видеть Лавдея: он сказал одному из советников, что «у него кровь закипает в жилах при виде того, кто кормил своих псов человеческим мясом»[976]. Лавдей рухнул на колени, «стал обнимать дароге ноги и лепетать, что он пленник и уповает на его милосердие и защиту. Думаю, дароге это понравилось. Сначала он сказал: “Хорошо”, а когда Лавдей продолжил свои мольбы, добавил: “Можешь быть спокоен”»[977].
На рассвете пришли за Массоном. Он думал, что его отведут на казнь, но вдруг услышал: «Готовься, поедешь в Кветту. А лейтенант Лавдей пусть пишет письмо капитану Бину». Массон принял это за ловушку или за злую шутку. «Я сильно сомневался, что меня отпустят. Подготовиться было нетрудно, потому что у меня и не было другой одежды, кроме той, что была на мне»[978]. Велико же было его удивление, когда оказалось, что мольбы Лавдея сработали. Массона «провели через сад, усадили вторым всадником на лошадь и быстро повезли в Кветту. Насир-Хан и его советники решили, что переговоры лучше войны, и понадеялись, что Массон сумеет договориться о мире. «Расставаясь с лейтенантом Лавдеем, я пообещал ему попросить капитана Бина предпринять все, что позволяли его инструкции. Лейтенант Лавдей ответил: “Скажите ему их превысить”»[979]. Они пожали друг другу руки, и Массона увели.
17
Шпион
Массона привезли в Кветту глубокой ночью. Вскоре он уже сидел перед полуодетым капитаном Бином и его помощником, лейтенантом Хаммерсли, которому мы и обязаны этим рассказом. Судя по виду Бина, проснулся он с трудом. Еще тяжелее ему было видеть Массона. Он пробежал глазами переданное Лавдеем письмо. «Мой дорогой Бин, – писал Лавдей, – заклинаю повременить с началом войны, легкого завершения для которой я не вижу. Возможно, я пишу вам в последний раз, поэтому не колеблясь высказываю свое мнение… После массированной кампании у вас останется только тот участок, где вы успеете окопаться»[980]. Бин читал, лампы мигали, по потолку бегали гигантские тени. Он переворачивал страницы, комнату наполнял их шелест. Ниже цитадели, где находился дом Бина, спала Кветта. Заканчивалось письмо Лавдея так: «Возможно, это мои последние слова, потому что эти люди смотрят на меня как на жертву для заклания»[981]. Бин отложил письмо, недовольно покряхтел, пробормотал: «Тон письма оправдан только положением лейтенанта Лавдея» и сообщил Массону, что идет досыпать[982].
К утру Бин выспался, но радушия у него не прибавилось. Он заставил Массона стоять, пока сам завтракал, и «давал ему аудиенцию, словно напыщенный провинциальный магистрат в Англии, к которому привели браконьера»[983]. Массон, которому не позволили даже сменить тюремное тряпье на что-нибудь поприличнее, быстро убедился в правоте Гуль-Мохаммеда: капитан Бин был конченым идиотом. Он изо всех сил старался казаться, по примеру Уэйда, зловещим заправилой шпионской сети. На беду, самодовольство в нем соседствовало с глупостью. «Я определенно обращался к слабому человеку, – пишет Массон, – раздувшемуся от неверного представления о собственной значимости и настолько неосведомленному, что говорить с ним значило бросать слова на ветер»[984].
Высокомерие и некомпетентность Бина уже много месяцев были в Ост-Индской компании секретом Полишинеля. Эндрю Росс Белл, непосредственный начальник Бина, предупреждал его о необходимости «прекратить компрометировать власти»[985]. «Капитан Бин в только что полученном мной письме утверждает, что с самого начала был “введен в заблуждение”. Однако он быстро изменил мнение, – жаловался Белл, – так что я не могу положиться на его суждения, особенно зная о непригодности его источников информации»[986].
Бин допросил Массона об осаде Калата и о дальнейших событиях там, но в отношении лично Лавдея проявил поразительное равнодушие. Его сильно расстроило письмо, отправленное ему Массоном из плена. В этом письме Массон откровенно писал, что Мехраб-Хан «не так виновен, как полагают», что «нападение на Калат и дальнейшее его разграбление» – огромная ошибка и противоречат конфиденциальным инструкциям лорда Окленда. Сына Мехраб-Хана, «всегда любезного и безобидного, правильнее было бы оставить на троне». «Пришло время, – продолжал Массон, – проявить великодушие и исправить нашу ошибку, когда станет известно, что она была совершена»[987]. В общем, это письмо гарантированно вызвало гнев Бина: бродяга-оборванец, какой-то собиратель монет, дерзает читать ему лекции о политике и сообщать о частном суждении генерал-губернатора![988] Хуже и непростительнее всего было то, что Массон был прав.
Однако завтрак с Бином стал для Массона отдохновением по сравнению с дальнейшим. После долгого допроса «капитан Бин сообщил, что милостиво предоставляет мне крышу над головой на время нахождения в Кветте и приставляет ко мне человека, который отведет меня на место. Меня проводили в помещение над жилищем какого-то индуса и сразу приставили к двери вооруженную охрану из полицейских и “чапрасси” [надзирателей]. Без сомнения, я был пленником, хотя капитан Бин ни словом об этом не обмолвился. Можно было только с грустной улыбкой взирать на странного человека, сначала пригласившего меня завтракать, а потом посадившего под арест»[989].
Массон не ждал, что в Кветте его встретят как героя, но и такой прием стал для него неожиданностью. Новая тюрьма оказалась его хуже прежней. Когда он попросил постельное белье, охрана остановила на улице какого-то старика, сорвала с него войлочную накидку и швырнула Массону. Ночью оказалось, что накидка «кишит червями»[990]. Он лежал, дрожа от холода, измученный многонедельной неволей, чувствуя, как по нему ползают вши и другие насекомые, полный ужаса, оставшийся без гроша, совершенно один.
Бину было все равно, выживет ли его новый пленник. «Кажется, сначала он намеревался уморить меня голодом. Два дня и три ночи у меня не было ни крошки еды»[991]. Упрямство не позволяло Массону попросить о помощи охрану, поэтому он часами глядел в стену, не имея при себе даже книги, чтобы скоротать с ней время. «Наконец один из охранников по собственному почину доложил
