иметь возможность открыться».
Так мне сказали.
У тех, кого я выбрал, такой свободы выбора не будет. Я это понимал. И принимал это.
Приняли и они. Добровольно.
Место имело огромное значение, как и время. Под лунным небом, возле реки мои соратники легко вошли в транс.
И вышли из него, вполне благополучно, хотя риск был…
— Что, и всё? — спросил Лёша потягиваясь.
— Да, — кивнул я.
— Как это будет? — спросил Серёжа. — Если я вдруг решу проболтаться?
— Незаметно для тебя самого, — ответил я. — В случае силового допроса реальная информация будет замещаться выдуманной картинкой, которую создаст твой мозг. Для тебя это будет новая реальность. Если же ты вдруг, например, по пьяни потеряешь над собой контроль и захочешь поделиться чем-то важным — то просто отключишься до того, как успеешь это сделать.
— Удобно, — улыбнулся Лёша.
— Это да.
— Слушай, а если бы мы всё-таки оказались? — спросил он.
— Мне бы пришлось вас убить, — вздохнув, признался я.
Глава 11
Встреча была назначена в машине. Это уже становилось традицией.
Днём раньше на домашний отцу позвонила Лика и передала информацию: около одиннадцати вечера я должен быть на внешней стороне Садового, в районе Курского вокзала.
Учитывая особый характер наших отношений и тот факт, что на проекте меня не было месяц, отказывать было никак нельзя.
Было прохладно, моросил мелкий, по-осеннему холодный дождик. Возле ларьков кучковались подозрительные личности, дымя сигаретами и прихлёбывая пойло в бутылках и банках. В мою сторону уже косились, но приближаться пока не рисковали. Специфическая одежда: высокие чёрные «Мартинсы», зелёные штаны-карго, чёрный «бомбер», плюс бритая почти налысо голова и спортивная фигура служили своего рода превентивной защитой.
Наконец, возле тротуара тормознул чёрный «Гранд-чероки». Номера были мне знакомы — так что я, не дожидаясь приглашения, открыл заднюю пассажирскую дверцу и скользнул в салон.
Владимир Вольфович был одет в спортивный костюм. По его сигналу водитель тронулся, и мы поехали, вклиниваясь в поток на садовом.
— Ну что, слышал про твои похождения, — начал политик. — Как оно всё? Получилось?
— Пока сложно сказать, — я пожал плечами. — Многое будет зависеть от встречи в Германии на следующей неделе. Но шансы хорошие.
— Если ещё не слишком поздно.
— Надеюсь, что нет.
— В общем, что я хотел обсудить. До меня тут слухи доходят. Тревожные.
Он испытующе глянул на меня.
— Это добра всегда хватает, — ответил я.
— Так-то оно так… только ты говорил, что осенью этого года никаких потрясений не ожидается. Верно?
Я покосился на водителя.
— Да брось! Он глухой. Я разве не говорил тебе?
— Нет, — ответил я. — Не говорили.
— В общем, что-то этим летом сдвинулось в высших сферах. Не знаю точно, с чем связано, но знающие люди ожидают чего-то эдакого, и очень скоро. Многие говорят на празднование дня города.
— Там был… будет большой концерт. Один из самых массовых в истории, — ответил я. — На Воробьёвых горах. Я сам его видел.
— Может, теракт предотвратили? Что-то было?
— Нет, — я помотал головой. — Ничего подобного.
— Сейчас многие настоятельно не советуют там появляться… может, и зря панику нагнетают.
— Я собираюсь там быть, — признался я.
— Зачем? Недостаточно в жизни зрелищ?
— Со специалистами, — ответил я. — Нужно понять, что это и для чего вообще было устроено.
— А-а-а, в этом смысле… — политик почесал голову. — Может, действительно, зря всё это?.. ладно, это ещё не всё. Кроме этих, есть ещё более тревожные слухи.
Он сделал паузу. Я терпеливо ждал.
— К ребятам после залоговых аукционов пришли, — сказал он. — И к твоим боссам тоже.
— Они мне не боссы, — возразил я. — Это ситуативно.
— Не важно, в общем, пришли ко всем.
— Не думаю, что у комитетчиков сейчас достаточно сил, чтобы… — начал было я, но политик перебил.
— Кто сказал, что я про комитетчиков?
— А про кого?
— Серьёзные ребята. Западники. Намекали, что, если наших хотят сохранить добытое — неплохо бы договориться о распределении активов и построить «эффективные схемы контроля». Вроде к Ходору сами Ротшильды пришли.
— И что?
— Что-что? Договорились! Слушай, Саша… мне не нравится то, что происходит. Как-то всё быстро меняется, слишком быстро. Гэбешники могу не осилить всё это дело, будет слишком поздно.
Я почесал подбородок.
— Осенью мы запускаем образовательную программу, для детишек в регионах, — сказал я. — Лика говорила?
— С космонавтами с этими? Да, говорила. Хорошее дело — но, как я вижу, этого слишком мало, однозначно. Это игра в долгую. Нужны годы… а всё меняется.
— Я ведь говорил, как оно всё должно быть?
— Говорил, — кивнул политик. — Но ты ведь уже начал всё менять. Как и я. Что, если изменения ускорились и теперь всё пойдёт совсем не так, как было когда-то? А? Ты ведь и сам говорил, что это неизбежно.
— Я проведу повторный анализ, — сказал я. — Плюс поговорю с кем надо.
— Надо реагировать. Чую, что-то будет, крупное. Гораздо раньше, чем ты говорил.
— Всякое возможно, — кивнул я. — Мы… перестрахуемся.
— Это хорошо… это ладно, — кивнул политик. — Кстати, твои предложения по Марий-Эл реализуем. Пока что всё работает, как надо.
— Да? — я поднял бровь.
— Безусловно. Ты был прав, дело можно свести к досрочной отставке. Коммуняка подставляется. И Зю не сможет его защитить — внутри сильные брожения после слитых выборов, ему нужно время на восстановление контроля. Отличная возможность для размена фигур.
— Вот и отлично, — улыбнулся я.
— В общем, ты подумай. И на день города особенное внимание обрати. Не нравится мне происходящее, совсем не нравится…
— Я подумаю, — пообещал я.
Машина остановилась в районе Смоленской площади. Я вышел и направился к метро.
С новым начальником отделения ЗВИ я встретился в неформальной обстановке — в скверике возле его дома в Новогиреево. Он ждал меня возле сломанной лавочке, недалеко от детской площадки, которую оккупировали алкаши. Те шумели о чём-то своём, разливая пойло по пластиковым стаканчикам, но притихли, увидев меня во дворе.
Убедившись, что мне до них нет никакого дела, алкаши продолжили «застолье».
— Часто у вас
