знать об этом святом человеке! Она, кажется, сказала, что из-за отца с ней что-то не так. Что она ущербна. А она не ущербна! Она — совершенный отпрыск совершенного семейства!
Машины объезжали ее очень медленно, хотя она оставила им достаточно места.
Почему так бьется сердце?
Расстройство привязанности? Да, верно, она никогда не чувствовала тяги к другим людям. Никогда после смерти отца, да и при его жизни тоже — тяга к нему была до определенной степени ложью (апельсиновый сок, молоко, машина, которая виляет в стороны, «Черная дыра»). Он растил ее двадцать лет, и за это время друзья ни разу не приходили к ней в гости, она не смеялась, как смеются люди по телевизору, вот разве что иногда с Герти. И всегда думала, что кино — ложь. Никого ни к кому не тянет. Так ведь оно и есть, правда?
Любовь — миф, причем сфабрикованный. Люди притворяются, что у них есть что-то общее, потому что боятся одиночества. Но она не такая. Она всегда была честной. Храброй. Да, ей одиноко, но, по крайней мере, она себе не изменила.
Проехала еще одна машина. Тоже осторожно, чтобы не задеть, с коротким вежливым гудком. Пассивная агрессия. Рее пришло в голову, что нормальные люди не вышибают двери в туалетных кабинках. Не плюются от ярости. Не выдергивают своим детям волосы щеткой. Не подставляют мужей лучших подруг под обвинение в изнасиловании.
А может, и да.
Сердце не успокаивалось. Не снести ей такую тяжесть. Невыносимое бремя мрака, копившееся долгие годы, теперь им отравлено все, что в прошлом, каждое воспоминание. Мрак расползался, втягивал ее в свою безразмерную плотную пасть, проникал в ее будущее, уничтожал ее и там тоже. Никогда ей не очиститься.
Рея часто дышала. Сердце в груди сжималось. За ней много плохих поступков. Это знание причиняло физическую боль. Вокруг мигали автомобильные фары, сбивали с толку. Провалы в поле зрения ширились.
Машины проезжали мимо, и ее бесило, что они все замечают. Бесило, что водители высовываются, интересуются, не случилось ли чего.
Фрагменты головоломки. Она подумала об отце, о его виляющей машине. Сладкий яблочно-карамельный запах его дыхания, то, что каждый вечер он уходил к себе в кабинет. Уходил от нее. Как и Фриц. Она думала, что любит оставаться одна, на деле же, наверное, просто не умела находиться с кем-то рядом.
Подумала об Эйлин, той сучке.
Подумала об ударе ногой в дверь туалетной кабинки. По ту сторону — слишком юное лицо.
Подумала о Шелли, как та ей докучала. Слишком чувствительная, слишком требовательная.
Подумала о жестокой Герти, которая только притворялась подругой.
Подумала обо всем мире, населенном идиотами.
Нажала на гудок, пугнула очередного проезжавшего мимо придурка. Жала долго, упорно. Провалы зрения слились воедино. Образовался плотный сгусток, обратился в ничто. Забвение. Истребление. Мрак поглотил ее.
Рея отключилась. Ничего нового. Это с ней происходило постоянно.
В ней нет никаких изъянов. Они сами виноваты. Толкают ее на крайности своим идиотизмом. Невежеством, неумением. Человек не думающий склонен цитировать Бертрана Рассела или оценивать студенческие работы по индикаторам. Такие не позволят, чтобы у них по соседству образовался провал, чтобы школьные завтраки начиняли мясом младшеклассников. Безмозглые массы ведут страну к пропасти. Она — единственный человек, способный видеть сквозь ложь общественные условности, правила вежливости. Единственный человек, который способен все это ликвидировать усилием воли и двинуться в новом, правильном направлении.
Она снова выехала на дорогу.
Мейпл-стрит, 118
31 июля, суббота
Рея на полной скорости подъехала к дому. Герти в ужасе смотрела, как она идет от машины к задней двери.
— Нам конец! — замерев от ужаса, прошептала Элла.
Герти не успела поставить шкатулку на место.
Босиком, держа ее в руках, она выскочила из кабинета в тот самый миг, когда Рея рывком отворила заднюю дверь. Та бухнула о стену, затряслась.
— Ты что делаешь в моем кабинете? — взвизгнула Рея.
Герти со своим тяжелым животом стояла неподвижно, насколько могла, в арке между столовой и прихожей. На самом виду — если бы Рея туда взглянула.
— Ты прекрасно знаешь, что сюда запрещено входить!
— Прости. Прости меня, пожалуйста, — послышался тихий голосок Эллы. — Я просто подумала, что Хомик здесь.
— Кто?
— Хомик. Он сбежал.
— Мне не нужен хомяк в кабинете!
Герти сделала на цыпочках несколько шагов.
В коридор. Медленно-медленно. Добралась до входной двери — видна как на ладони.
— Прости меня, — повторила Элла.
— Не прощаю. Подойди сюда!
— Хорошо.
Герти открыла входную дверь. Замерла на пороге. В конце длинного коридора, в кухне, спиной к ней стояла Рея. Элла — напротив, лицом к обеим.
Рея высоко подняла руку.
Ударила себя по лицу: хрясь!
Герти ахнула.
Рея не услышала, потому что в тот же миг вскрикнула и Элла.
Герти отошла еще на шаг. От выброса адреналина в кровь Гупешка заплескалась.
Рея взяла руки дочери в свои.
— Успокойся, сказала она. — Это ж не тебе больно.
Элла кивнула.
— Я тебя не трону, — сказала Рея. — Просто мне грустно из-за того, что Уайлды сделали с Шелли. Наверняка и тебе грустно. Наверняка ты бы с радостью их убила.
— Да.
Рея дернула девочку к себе и стискивала, пока та не перестала сопротивляться. Не обмякла в ее объятиях. Пока наконец и сама не обняла мать, не погладила по спине напряженными пальчиками.
— Мамочка, не грусти.
Так они и застыли. Плеть плюща, обвившая березу. Одна душит другую, чтобы выжить. Элла все это время не сводила глаз с Герти. Но она не была Шелли. Не молила о помощи.
Герти выбралась из соседского дома. Тихо прикрыла за собой дверь. Может, дежурный полицейский ее и видел. А может, и нет. Прижимая к себе шкатулку, она зашагала по дорожке — живот так и прыгал, — мимо облетевших подстриженных кустов, к своему дому. К своему запущенному дому, где не пахло дешевыми духами.
А в доме Шредеров Рея налила себе полуденный бокальчик. Выхлебала, надеясь избавиться от невыносимой боли в колене. Яростно сверкая покрасневшими глазами, отправилась вместе с дочерью искать Хомика, который действительно сбежал. Они осмотрели все его обычные укрытия, не нашли, спустились в подвал, куда набралось битума и где кто-то наследил повсюду черным. Там Хомика и обнаружили — он застрял в вязкой луже.
Элла заплакала.
Рея поняла, что еще одну беду дочка не вынесет.
Ей дорог этот зверек. А потому побрела по вязкой жиже. Вытащила Хомика, вымыла со специальным средством. Села в машину, они все втроем поехали к ветеринару, тот объявил, что