виновата. Не сердись на нее.
Он сокращает расстояние между нами так быстро, что я вздрагиваю.
— Это была твоя идея?
Я не отвечаю.
— Ты залезла в шкаф моей жены, достала ее вещи, порылась в ее драгоценностях, чтобы поиграть в гребаное переодевание?
Я поднимаю руки, пытаясь успокоить дикое животное.
— Не злись…
— Не злись? О, я не сержусь, Эшли, — шипит он сквозь зубы. — Мне противно, что ты думаешь, что можешь носить одежду моей жены.
Удар точно в цель. Как удар в грудину. Я отступаю назад.
— Я думал, ты другая. Ты ведешь себя так уверенно, так свободно, но все это притворство. Ты такая же неуверенная в себе и нуждающаяся, как и все остальные.
— А ты не чувствуешь себя неуверенно? Боже мой, Бен, ты носишь свой траур по Мэгги, как броню. Легче держать людей подальше, когда все еще хранишь одежду своей жены…
— И это я слышу от женщины, у которой никогда не было отношений, которые длились бы дольше ночи? — Его глаза блестят от слез, когда мерзкие слова срываются с его губ. — Убирайся вон из моего дома.
Я с трудом сглатываю и поворачиваюсь, чтобы уйти.
— Ты уволена.
Первая слеза падает, но я стою к нему спиной, и он этого не видит.
— Мы все облажались, Бен. Не тебе решать, кто облажался хуже.
Я выхожу из его дома, надеясь, что Бен продолжит злиться на меня и оставит Эллиот в покое.
По дороге домой думаю, что как бы это ни было больно, что так будет лучше. Я была глупа, думая, что мы с Беном можем быть вместе.
Он заслуживает того, чтобы быть счастливым.
Но когда мы вообще получаем то, что заслуживаем?
БЕН
После того, как Эшли ушла, я спокойно убрал вещи Мэгги в ее шкаф. Ее духи когда-то слегка прилипли к нескольким предметам ее одежды. В частности, то, что было на Эллиот, когда я вошел. Прижимаю шелковую одежду к носу, но она пахнет пылью и кедром. Ее запах испарился, как призрак.
Не могу поверить, что Эшли пришла в мою спальню и рылась в моих вещах. Я уже был разочарован тем, что она переспала с этим гребаным мудаком из своего клуба. Но это совершенно другой вид разочарования.
Я приношу Эллиот сэндвич с сыром на гриле и молча обнимаю ее. Она знает, что вещи ее матери под запретом. Не могу себе представить, чтобы она не сказала Эшли положить вещи обратно.
— Я люблю тебя. — Это все, что я могу сказать прямо сейчас, когда гнев все еще так близко к поверхности.
Ее лицо распухло и покрыто красными пятнами.
— Прости.
Я целую ее в лоб.
— Ешь. Сегодня рано ложимся спать.
Я оставляю Эллиот в ее комнате и сажусь за кухонный стол, отодвигая свой собственный жареный сыр. У меня пропал аппетит. Ослепительная улыбка Мэгги сияет мне из рамки в другом конце комнаты.
— Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть, милая, — говорю я, чувствуя, как на меня наваливается новый слой стыда и вины.
Неужели я настолько плохо разбираюсь в людях, что не видел, каким человеком на самом деле была Эшли? Я мог бы поклясться, что она была другой. Моя невестка никогда бы не посоветовала мне встречаться с кем-то, кто так мало уважает себя и других. Как я мог так неправильно все понять?
Как я мог быть таким наивным, думая, что когда-нибудь найду женщину, которую снова смогу полюбить?
ГЛАВА 19
БЕН
— Я дома! — кричу, когда вхожу в свой дом в шесть часов.
С Эбби в качестве новой няни Эллиот я смог продлить свой рабочий день, и в качестве бонуса в доме пахнет тушеным мясом.
Эллиот бежит по коридору.
— Слава богу, ты пришел!
Я подхватываю ее на руки.
— Ух ты, какое приветствие.
Эллиот крепко обнимает меня за шею.
— Эбби заставляет меня делать математические карточки и говорит, что телевидение вредно для моего мозга.
Я целую ее в висок.
— Звучит весело.
Довольно напряженно, но обучение тоже может быть увлекательным.
— Мистер Лэнгли. — Эбби собирает свои вещи. Это что, портфель? — Ужин в мультиварке. На холодильнике список продуктов, которые мне нужно будет купить завтра, если хотите, можете оставить мне немного денег, или я выставлю вам счет за расходы.
— Это здорово, спасибо. Я оставлю деньги.
Она не улыбается. Никогда не видел, чтобы двадцатилетняя девушка была такой серьезной.
— Отлично. Увидимся завтра, мисс Эллиот.
Мы с Эллиот смотрим, как она идет к своей консервативной «Киа».
— Могу я теперь, пожалуйста, посмотреть телевизор? — говорит Эллиот, как только она отъезжает.
— Конечно. — Я ставлю дочь на пол.
Она указывает на верхнюю часть книжной полки.
— Пульт там, наверху. Эбби сказала: «С глаз долой, из сердца вон», что бы это ни значило.
Я беру его и протягиваю ей.
— Вы с ней хорошо ладите?
— Наверное. Она была бы лучшей учительницей, чем няней.
— Возможно, ты права. Но, по крайней мере, она оберегает тебя.
— Я скучаю по Эшли, — говорит она в основном сама себе.
Что-то сжимается у меня в груди, и я отступаю. Да, я тоже немного скучаю по ней.
— Бен? — Донна заглядывает ко мне в кабинет в пятницу сразу после полудня. — Твой брат звонит.
С тех пор как Эбби начала работать во вторник, дома все было тихо. Эллиот хандрила из-за отсутствия Эшли. Я погрузился в работу на всю неделю, оттачивая свою воскресную проповедь и игнорируя тупую боль в груди, когда думал о предательстве Эшли.
Я не поднимаю голову от компьютера, чтобы ответить Донне.
— Скажи ему, что я перезвоню позже.
— Я пыталась, когда он звонил последние четыре раза. Он продолжает настаивать.
— Скажи ему, что я занят.
— Сказала. Он продолжает звонить.
Я замечаю свой телефон на столе. Тридцать пять пропущенных звонков от Джесайи до полудня.
— Не знаю, что тебе сказать. Сними трубку с телефона.
— Почему бы тебе просто не поговорить с ним? Он говорит, что это важно. Что, если что-то случилось?
Что-то явно случилось. Я совершил ошибку, прочитав текстовые сообщения, которые он отправил мне прошлой ночью. Очевидно, Бетани и Эшли поговорили. Не знаю, что точно он знает, но его многочисленные сообщения, в которых он называл меня «трусливым идиотом», дали мне понять, что он не одобряет то, что наши с Эшли пути разошлись.
Я вздыхаю и смотрю на Донну, которая выглядит обеспокоенной.
— Попробуй еще раз, пожалуйста.
Она ныряет за дверь. Я слышу, как она что-то
