мысли, что сейчас с радостью втоптал бы с десяток пирожков с луком и яйцом, какими меня когда-то – в прошлой жизни – угощала Марья. Наконец передо мной появляется чашка с кофе, омлет с салатом и сыром. Я успеваю только вдохнуть аппетитный аромат, как слышу хлопок входной двери и голоса.
– Да ты задрал уже меня! – рявкает Ника. – Я поняла! И не обязательно было промывать мозги моему отцу. Я достаточно умная, чтобы осознать, что мне грозит, если я не буду играть в ваши игры.
– Не сомневаюсь, – отзывается спокойный голос Игоря, а я хмыкаю. Не сомневается он. В умственных способностях моей жены сомневается даже ее недалекая мать, что уж говорить об Игоре, у которого две вышки за плечами?
– Доброе утро, – здоровается Галина с прибывшими, а я даже не поднимаю головы, приступив к своему завтраку.
– Очень, – язвительно отзывается Ника. – Просто пиздец, какое доброе.
Она плюхается на стул напротив и сверлит меня взглядом. Я наконец смотрю на жену. Она без макияжа и боевой экипировки, в которой я привык ее видеть. Сейчас Вероника выглядит, как обычная девушка со слегка бледным лицом, с кожей, уставшей от тонны макияжа, который она регулярно наносит. Волосы собраны в высокий хвост, на ней светлый спортивный костюм и – что еще более удивительно, – пропал агрессивный маникюр, вместо него пальцы Ники венчает аккуратный французский с короткими ногтями. Я такой ее еще не видел. Никогда. Даже после загулов она старалась выглядеть на все сто. И даже если и появлялась за завтраком без макияжа, то все равно не выглядела такой потрепанной, как сейчас.
– У тебя есть вопросы? – спрашиваю я, делая глоток кофе.
– С чего ты взял?
– Ты так смотришь, как будто есть.
– Выйдите все, – приказывает она, и в течение нескольких секунд мы остаемся одни. Как только шаги в коридоре стихают, я откидываюсь на спинку стула и внимательно изучаю лицо жены в ожидании того, что она мне скажет. – Ты нашел себе любовницу.
Я все забываю, кто ее отец, и что он нежно любит свою дочку.
– Скольких ты поменяла за время нашего брака?
– А что я должна была делать? Ты меня не трахал. Даже кофе не налила, старая сука, – бубнит она последнее предложение и встает, чтобы сделать себе напиток.
– Что ты от меня хочешь? – устало спрашиваю я.
– Хочу развод и отступные.
– Какие отступные? – хмыкаю я. – Ты ведь знаешь, какая сумма была вложена в предвыборную кампанию.
– А мне похуй, – произносит она перед тем, как кофемашина начинает смалывать зерна, заглушая все остальные звуки. Это дает мне время продолжить свой завтрак и подумать. – Сумма будет немаленькая, Руденко, – говорит Ника, подхватив чашку с готовым кофе и снова усаживаясь напротив. – Тебе нужно интервью и видимость благочестивой, образцовой семьи на эту неделю. Я могу дать тебе это. Но потом я хочу взять свои бабки, свидетельство о разводе и свалить в закат. Потому что ты мне как кость в горле.
– Помнится, ты была той, кто рвался за меня замуж.
– Тогда ты был другим. С тобой было весело. У нас в жизни был драйв, развлечения, крышесносный секс. А с момента, когда ты вбил себе в голову потребность заботиться об убогих, тебя как подменили. Девка эта тоже часть твоей заботы об униженных и оскорбленных? Мамашу ее запёр в санаторий, дочку ее, небось, облизываешь. Фу, блядь, смотреть противно.
– На тебя смотреть противно, – спокойно отвечаю я, не реагируя на ее провокации. Внутри меня бурлит желание схватить ее за волосы и лупануть пару раз об стол этим уставшим лицом, чтобы стереть с него самодовольное выражение. – Ты опустилась на самое дно, но оттуда внезапно постучали, да, Ник? Сумма?
– Какая? – не сразу соображает она.
– Цена твоей свободы. Озвучь.
– Ты же нищеброд, пока не закончится кампания, – прищурившись, замечает она.
– Тебя не должно волновать, где я возьму деньги. Озвучь сумму.
– Два миллиона. Долларов, – добавляет она. – И это еще по-божески. Потому что и хорошее в нашем браке когда-то было.
– Но недолго, – отвечаю ровным тоном, громко проглатывая все маты, которые щекочут язык.
– Увы, – отвечает она, склонив голову набок.
– Ты получишь эту сумму, если всю неделю до выборов будешь образцовой женой, пойдешь со мной на выборы, выглядя как Жаклин Кеннеди в лучшие годы. И еще ты не будешь бухать всю эту неделю. Мешки под глазами и так демонстрируют окружающим твою любовь к алкоголю.
– Легко.
– Искренне надеюсь. И хватит материться, тебя могут начать снимать в любой момент.
– Это все условия?
– Все.
– Тогда пойду надевать на себя образ безупречной жены, которая сегодня предстанет перед публикой и покается в своих грехах. И не вздумай, нахрен, сказать опять, что я беременна! – она встает и тычет в мою сторону пальцем. – В эту говняную игру я уж точно не готова играть. А если собираешься, то сразу накидывай сверху еще пять миллионов, понял? – Я молча смотрю на нее. – Короче, я ушла.
Она покидает кухню, а я подхватываю со стола телефон и набираю лучшего друга.
– Дава, мне нужно два миллиона.
– И?..
– Баксов.
Он присвистывает.
– А что это у тебя так разыгрался аппетит?
– Это не у меня, а у Ники. Это условие для развода после выборов.
– Записывать тебя?
– Записывай. Только без имени.
– Понял. Гонка завтра в полночь. Скажу Алику готовить машину.
Глава 42
Кирилл
– Ты шикарно смотришься в темных очках ночью, – Дава пожимает мою руку, и мы обнимаемся.
– Покорно благодарю, – отзываюсь шутливым тоном, отстраняясь от друга.
– Как в старые добрые времена, – с улыбкой говорит он и отступает на шаг влево, давая мне рассмотреть заброшенный учебный аэродром, на котором уже собралась огромная толпа, чтобы посмотреть на нелегальные гонки.
Узнай мой помощник и пиарщики, чем я тут собираюсь заниматься, они бы, наверное, уволились. Потому что все знают, поймай меня кто-нибудь на этом месте, должности мэра мне не видать, как собственных ушей. Ставки слишком высоки, но ставка моей свободы еще выше. Я хочу избавиться от Ники, а до этого она должна хорошо сыграть свою роль. И я не могу упустить этот шанс.
– Ты все проверил? – спрашиваю Даву, а он кивает. Я рассказал ему, зачем мне такая сумма, а Дава сказал, что Ника вполне может устроить мне засаду. Со связями ее отца и ее собственной злостью на меня она вполне могла бы так поступить. Но Вероника, несмотря на образ идиотки, совсем такой не является. Она прекрасно понимает, что если я лишусь всего,
