Книга Наглый роман - Ния Артурс

Мама Мойра убедила мою маму остаться ненадолго. Они вдвоем сидят в шезлонгах на лужайке с миссис Хэнсли. Женщины закинули ноги на подушку и потягивают вино из коротких бокалов.

Дети катаются мимо меня, крича и смеясь, пытаясь поймать светлячков в стеклянные банки.

Ваня привлекает мое внимание. Она бежит рядом с ними, помогая ловить насекомых. На ней толстовка с капюшоном, которую я храню в своей машине. Почему она так гламурно выглядит в моем великоватом жакете — загадка, которую я хочу раскрыть слой за слоем.

Белль, дочь Алистера, ковыляет к Ване. Она тянет за подол толстовки Вани и указывает на свою пустую стеклянную банку.

Ваня подхватывает маленькую девочку на руки и поддерживает ее, пока они гоняются за светлячками. Ее радостный крик, когда им это удается, вызывает у меня электрический разряд в сердце.

Чем больше я вижу Ваню с детьми, тем больше убеждаюсь, что она будет потрясающей матерью.

Черт. Я хочу так наполнить ее собой, чтобы у нее были все мои дети. Пока мы практически не будем кататься в мини-Ванях и мини-Хадинах.

Я быстро посасываю кубик льда, чтобы успокоиться.

— Что ты собираешься делать с компанией теперь, когда твой отец вышел из строя? — Макс спрашивает меня.

Его вопрос вызывает пристальные взгляды других костюмов.

Репутация трудоголиков Алистера и Даррела опережает их самих. Хотя Даррелл бросил крысиные бега и занялся нейропсихологией, ни для кого не секрет, что он внимательно следит за состоянием семьи.

Я мог бы передать империю Маллиз любому из этих мужчин, и им, вероятно, понравилось бы развивать ее больше, чем мне. Проблема в том, что империя Маллиз — это не их бремя. Оно мое.

— Я думал об этом, — говорю я Максу.

— Так вот почему ты был таким тихим во время ужина? — Спрашивает Даррелл. У него зеленые глаза, которые видят все. Парень едва открывает рот, но у меня такое чувство, что он многое мог бы сказать обо всех присутствующих.

— Должно быть, у тебя на уме много дел с твоим отцом и компанией. — Алистер вздергивает свой острый подбородок в сторону Вани. — Среди прочего.

Я прочищаю горло. Последнее, чего я хочу, это чтобы Макс, Даррел и Алистер набросились на меня. Все дамы на стороне Вани, и поскольку эти мужчины готовы на все ради своих женщин, не нужно быть гением, чтобы догадаться, что я сам по себе.

— Я ни во что не ввязываюсь, — говорю я.

— Не трать слишком много времени на принятие решения. — Макс подносит пиво к губам. — Ничего не делать — значит что-то делать. В большинстве случаев это что-то неправильное.

— Понял это с печенья с предсказанием? — Спрашиваю я.

Макс бросает на меня мрачный взгляд.

— Хадин, — говорит Хью, подходя к нашей группе.

— Да, сэр? — Я смотрю в лицо отцу Вани, готовый сделать все, о чем он меня попросит.

— Санни и Кения рассказывали мне о тропинках на заднем дворе дома. Хочешь прогуляться со мной?

О нет. Я ерзаю от дискомфорта. Мы отправляемся в поход или он планирует разрубить меня на мелкие кусочки и похоронить мое тело там, где его никто не сможет найти?

Макс похлопывает меня по спине и кивает "удачи".

Даррел ухмыляется.

Алистер только качает головой.

Я следую за Хью с задней части террасы в лес, который, к счастью, освещен фонарями на солнечных батареях. Судя по отметинам на деревьях и множеству следов на тропинке, я предполагаю, что Даррел, Санни, Бейли и Майкл проводят много времени, бродя по лесу.

Хью замедляет шаг.

— Как давно ты любишь Ваню? — начинает он.

Я был готов к лекции, угрозе или предупреждению. Но я не был готов к этому.

— Люблю? — Я хриплю, и звук такой, словно я надышался двумя бутылками гелия.

Хью засовывает руку в карман брюк и бредет дальше по тропинке. — Если это не любовь, почему ты рядом с моей дочерью?

— Мы были друзьями много лет.

— Ты хочешь сказать, что все, что ты чувствуешь к Ване, — это дружба?

Я обдумываю это. Правда в том, что… Я не зацикливаюсь на том, в безопасности ли мои друзья, сыты ли они и счастливы ли. Я не хочу перегибать своих друзей через ближайший стол и набрасываться на них сзади. Я не встаю каждое утро и не готовлю завтрак своим друзьям, не слежу за ними весь день и не засыпаю с мыслями о них по ночам.

Но у меня нет лучшего ответа для него, поэтому я ничего не говорю.

— Ваня всегда была независимой, но она никогда не была жестокосердной. — Хью бьет себя в грудь. — Когда ее мать заболела, она надела всю эту броню. Намного больше, чем должно быть у юной леди в этом возрасте. Она прокладывала себе дорогу в мир и позволяла ему сбивать ее с ног снова и снова, пока броня не срослась с ее кожей. Пока не почувствовала, что это ее кожа. Теперь она не сможет снять эту броню, даже если попытается.

Я точно знаю, о чем он говорит. Если на Ваню нападут онлайн-тролли, она пожмет плечами и скажет: "Это всего лишь слова”. Если интервьюер или фотограф проявят к ней неуважение, она воспримет это как часть своей работы. Если фанат заходит слишком далеко и посягает на ее частную жизнь и личное пространство, она будет считать, что у него есть на это право.

— Любой, кто ее не знает, предположил бы, что у нее нет чувств. — Листья хрустят под ботинками Хью. — Они думают, что ей не причиняют боли, она не плачет и не жаждет шанса сбросить с себя эту броню. Но, конечно, это так. Тяжесть всего этого — ты знаешь, это тяжело. Нужно много сил, чтобы притворяться, что ничто не может причинить тебе боль.

Я потираю горло, жалея, что не захватил с собой воды. Хью пока не угрожал, но это не значит, что это не последует. Я почти уверен, что этот разговор закончится тем, что он скажет мне отвалить и оставить его дочь в покое.

— Она будет клясться, что с ней все в порядке, даже когда внутри у нее все рушится, — продолжает Хью.

— Я это вижу.

Он останавливается под светом фонаря. На стволе дерева неподалеку вырезано сердце с инициалами "S.Q + D.H".

— Я никогда не видел, чтобы Ваня позволяла кому-то заботиться о себе так, как это делаешь ты.

— Позволяла? Думаю, в лучшем случае она меня терпит.

— Возможно. — Он задумчиво размышляет. — Но у тебя все по-другому. Твои глаза следуют за ней, куда бы она ни пошла. Ранее ты увидел, что ей холодно и неудобно