укрыться в подвале. Он вышел к своим боевикам, прокричал:
— Солдаты, не верьте красным! Всех сдавшихся они расстреляют. Драться будем до последнего патрона! Бейте по прожекторам и на вспышки. Гранат не жалейте!
Он присел на колено и выпустил по ближайшему прожектору короткую очередь из ППШ. Прожектор погас. Стало темнее. Бандиты открыли огонь по двигавшимся фигурам, в сторону атаковавших полетели гранаты. Погас второй, чуть позже третий прожекторы. Из темноты по бандитам ударили пулемёты. Им ответили два пулемёта, один со второго этажа, другой с чердака.
Веригин увидел Слона, скрывавшегося за скамейкой в саду. Он позвал Буторина:
— Коля, бери Каулакиса и Урбонаса, обходите справа, по саду, не дайте ему уйти.
Когда ребята растаяли в темноте, Веригин шепнул Иванькову:
— Прикрой меня.
Дав длинную очередь в сторону Слона, Веригин бросился вперёд, уверенный в том, что ранил бандита, что осталось только прыгнуть, навалиться на него и защёлкнуть наручники. Но что-то со страшной силой остановило его, больно ударило в грудь и отбросило назад. Лёжа на спине, он провёл рукой по груди. Гимнастёрка была изорвана в клочья, кровь заливала шею. Иваньков, Урбонас и Соколаускас быстро унесли раненого в темноту.
Старшина Каланта через оптический прицел рассмотрел лицо пулемётчика, бившего из окна второго этажа. Совсем мальчишка. Лет восемнадцать-девятнадцать. Ему бы в клубе с девчонками танцевать. Симпатичный парень. Жаль. Каланта выдохнул и медленно нажал на спусковой крючок. Пулемёт замолчал.
Старшина отполз в сторону, скрылся за металлической бочкой. И вовремя. Туда, где он лежал минуту назад, упала граната. Осколки с визгом полетели через сад, тупо застучали по деревьям, раня старые яблони. Он видел того, кто бросил гранату, быстро прицелился. Бандит, похоже, вырвал чеку в новой гранате и собирался её метнуть, но сражённый выстрелом Каланты, уронил гранату рядом с домом. После взрыва послышались крики и стоны раненых бандитов.
Скрываясь за деревьями, старшина обошёл дом слева, углубился подальше в сад. Он никак не мог выбрать нужного положения, чтобы найти в прицел пулемётчика на чердаке, у слухового окна. Наконец, понял, что сможет достать пулемётчика только стоя. Положив ствол винтовки на сучок яблони, выждав секунду, он заставил пулемёт замолчать. Кто-то из бандитов заметил сверкнувший огонь выстрела и метнул гранату. Последнее, что увидел в своей жизни старшина Каланта — выпавшего с чердака бандитского пулемётчика.
Огонь оборонявшихся стал ослабевать. Окончательно потеряв надежду вырваться, бандиты укрылись в доме и отстреливались из окон. Они забыли про сидевшего в подвале Академика, потеряли из виду Слона. Они просто стреляли в красных. Зарубин вновь предложил бандитам сдаться. Огонь прекратился с обеих сторон. В доме явно совещались. Затем там прогремели два пистолетных выстрела, и из окна второго этажа показалась прикреплённая к биллиардному кию белая простыня.
Бандиты выходили из дома, бросали на землю оружие, затравленно озирались по сторонам. С поднятыми руками они кучковались у крыльца. Солдаты роты старшего лейтенанта Гнатюка быстро их обыскали и увели в сторону военного городка. Нестеров с группой сотрудников ОББ района во время обыска дома обнаружил Коморовского-Академика в подвале. Там же находились большой склад оружия, боеприпасов и мини-типография.
Слон был задержан Буториным и Каулакисом в двухстах метрах от дома Академика. Веригин всё же его ранил. Превозмогая боль в боку, Слон полз к реке, надеясь укрыться в густом кустарнике, а затем спрятаться на время в одном из домов сельчан-поляков. У него не хватило мужества пустить себе пулю в лоб.
К четырём утра, когда до рассвета было ещё далеко, но на востоке, над горизонтом, появилась тонкая полоска светло-серого света и в селе заголосили петухи, стрельба прекратилась. Солдаты собирали и укладывали в грузовики трупы бандитов и подобранное оружие, перевязывали своих и чужих раненых. Первые машины с бойцами батальона осназа внутренних войск и задержанными бандитами уехали в сторону Вильнюса. Преисполненные чувством выполненного долга, разгорячённые солдаты и офицеры сапёрного батальона возвращались в гарнизон.
Некоторые жители села вместе с ксёндзом укрыли в своих домах и в костёле десятка полтора раненых бандитов. Поляки спасали поляков. В надежде на то, что там, у врат Петра, им это зачтётся. А возможно, от искреннего милосердия, жалости к этим несчастным молодым парням. Никто из сельчан тогда не думал, сколько крови литовцев, поляков и русских на руках этих людей. Не думали они и о том, что разгром этой крупной, наглой и жестокой банды открывает для крестьян новую страницу жизни, жизни без страха быть убитыми за содействие новой советской власти; без грабежа и поборов на нужды бандитов, занимавшихся уголовным промыслом под красно-белым флагом; без угрозы увода в леса для продолжения националистического разбоя подраставших юношей…
Около пяти утра на шоссе, в восьми километрах южнее Молетай, моторизованный патруль внутренних войск под руководством молодого лейтенанта остановил серого цвета «опель-капитан», за рулём которого находился майор госбезопасности. Лейтенанта насторожило, что номера машины были частные, что предъявивший документы майор говорил с явным польским акцентом, произнося вместо звука «л» польский фонетический заменитель — звук «у» с придыханием. Лейтенант дал знак бойцам. Те с автоматами наперевес окружили машину и стали её обыскивать. В багажнике обнаружились два чемодана, набитых валютой, золотом и драгоценными камнями. Разъярённый майор кричал, обещал лейтенанту длинную дорогу на лесоповальных просеках Колымы, но после того как он попытался вырвать из кобуры ТТ, был обезоружен и связан.
11
В воскресенье 29 сентября истекал четырёхсуточный срок, данный министром госбезопасности СССР генерал-полковником Виктором Семёновичем Абакумовым оперативной группе подполковника Александра Васильевича Савельева на задержание освобождённого бандитами Яна Жериковского по кличке «Сом».
Вернувшиеся с операции Савельев и Зарубин, усталые и разбитые, сидели в штабе, пили крепкий чай и мечтали только об одном: упасть в постель и уснуть. Старые настенные часы дзинкнули: четырнадцать тридцать. Зарубин безрадостно сказал:
— Александр Васильевич, идите спать, рапорт в центр я сам составлю.
— Нет, Лёша, выспаться успеем. Давай так: я пишу рапорт в Центр, а ты — спецдонесение в МГБ Литвы. Пусть Ефимов успокоится.
Спустя два часа Зарубин вернулся в кабинет начальника и положил на стол проект спецдонесения в МГБ Литовской ССР. Савельев заканчивал составлять рапорт на имя генерал-лейтенанта Селивановского.
Закурив, Зарубин невесело сказал:
— Всё же уложились мы в срок. Да ещё с перевыполнением: три банды уничтожили. Как думаете, Александр Васильевич, оценят на Лубянке?
Савельев поднял на помощника и друга усталые глаза.
— Не знаю, Лёша. Там ведь свои законы, свои порядки. Давай позвоним в госпиталь.
Савельев набрал телефон главврача.
— Михаил Ефимович, здравствуйте, Савельев беспокоит. Как там Веригин?
— Добрый день,
