сурового мужчины ощущение беспристрастной силы – все это, развитое до куда больших пределов, было сконцентрировано в одном человеке. Она поняла без всяких объяснений, что этот человек был связан с Братством, но стоял намного выше и был чем-то намного большим, чем те, с кем она сталкивалась прежде и кто заведовал его делами. Он настолько же превосходил Лукаса в своем развитии, как Лукас превосходил ее, и она знала, что этого человека не только нужно было слушаться, но и что ему можно было доверять.
Спичка в руках старика потухла, пока он молча смотрел на пришедшего, и комната вновь погрузилась в темноту и тишину.
Голос незнакомца разрушил чары.
– Вы знаете, кто я?
– Да, вы... Вы... Третий.
Ответ Доктора Латимера был сбивчивым, как бывает всегда, когда человека захлестывают эмоции.
– Совершенно верно. Я Третий. Теперь, полагаю, вы разожжете камин. Есть вопросы, которые нам нужно обсудить.
Вероника слышала звук шагов незнакомца, идущего по паркету. Он двигался в темноте с такой точностью, как будто бы видел, куда идет, и звон металла сообщил ей о том, что он взял со стола возле двери два медных подсвечника. К тому времени, как Доктор Латимер зажег спичку, он уже стоял перед ним, держа их.
Теперь Вероника могла его рассмотреть. Свободное шерстяное пальто, которое он носил, заставляло его казаться выше и массивнее, но когда он снял его, она увидела, что на нем был обычный цивилизованный брючный костюм. В отличие от многих изучавших оккультизм, члены этого Братства, действительно обладавшие знанием и силой, не стремились производить впечатления, а скорее старались скрыться под покровом условностей, чтобы спокойно заниматься своими делами. «Не ссорьтесь с Миссис Гранди, – однажды сказал ей Лукас. – С этой старой леди стоит подружиться, если хотите жить спокойно». Новоприбывший, очевидно, был того же мнения, ибо старался выглядеть и вести себя как обычный человек.
Он опустился на колени перед тлеющим камином и осторожно сгреб в кучу золу, как если бы прикасался к живым существам. Под его рукой мгновенно разгорелось пламя и Веронике показалось, что эта его способность была сродни способности двигаться в темноте: он мог носить обычную одежду, но обычным человеком он не был.
Он впервые посмотрел на нее, все еще неподвижно сидевшую в своем кресле, как и в момент его появления.
– Ну же дитя мое, – сказал он, взяв ее за руки, – Подвиньтесь ближе к огню и погрейтесь. Вы совсем замерзли.
Это мягкое прикосновение, в котором не было и тени мужской фамильярности, сказало Веронике о незнакомце даже больше, чем все остальное. Доктор Латимер был умен и добр, но не был силен; суровый мужчина был умен и силен, но не был добр; новоприбывший же обладал всеми этими качествами, и Вероника заключила, что он был куда более великим человеком, чем любой из них. «Заговорите об ангелах и вы услышите шорох их крыльев», гласит старая пословица, и стоило ей подумать о своем старом противнике, как на террасе послышались шаги и его дородная фигура показалась в дверном проеме.
Он был настолько же удивлен, увидев человека, называвшего себя Третьим, как и Доктор Латимер, и Вероника подозревала, что одновременно с тем он был не слишком рад этой встрече. Он был не из тех, кто охотно идет на уступки, а незнакомец определенно мог возглавить любую группу, в которой оказывался. С другой стороны, она чувствовала, что Доктор Латимер испытывал огромное облегчение от вмешательства незнакомца и был вполне готов доверить ему разбираться с этим делом.
– Если вы соблаговолите войти, Мистер Фордайс, – сказал он, – Мы сможем закрыть дверь.
Суровый человек пробормотал что-то, что выдавало возмущение столь разумной просьбой, но тем не менее сделал то, что ему было велено, и помог закрепить прогнившие створки, которые едва не рухнули в комнату.
Никто ни о чем не спрашивал и ничего не говорил, но тем не менее Вероника с ее развитой интуицией прекрасно осознавала, что каждый из трех мужчин повиновался неким молчаливым приказам, хотя исходили ли они от Третьего или же и ему тоже кто-то приказывал, она сказать не могла. Они уселись полукругом у разожженного теперь камина и воздух наполнился дымом сигары и двух трубок, но все еще никто не заговорил; она чувствовала, что эти люди «чувствовали» состояние дел, «чувствовали» друг друга и действовали и реагировали неуловимым для нее образом. Ей всегда казалось, что оккультисты были аскетичными людьми, которые не прикасались ни к мясу, ни к выпивке, ни к табаку, но Доктор Латимер съедал без разбора все, что ставила перед ним старая смотрительница, а Третий курил длинную черную сигару, которая могла свалить с ног любого среднестатистического человека. Они были психиками, но определенно не были сенситивами.
Наконец, Третий заговорил.
– Мы должны уладить это дело как можно быстрее, – сказал он. – Время играет огромную роль в данном случае.
– Мне казалось, все уже улажено, – сказал мужчина с суровым лицом с выражением, близким к насмешливому.
– Мне тоже так казалось, – сказал Доктор Латимер, с удивлением подняв глаза. – Лукас, как я знаю, принял свою судьбу и отправился в Судебный Зал Осириса.
– И его развернули обратно у ворот, – сказал Третий. – Ибо его время еще не пришло. Они рады ему не больше, чем убитому или... – он сделал многозначительную паузу. – Самоубийце.
– То есть вы хотите сказать, – ответил суровый мужчина, – Что преступник, понесший наказание в соответствии с законом, был невинно убиенным?
– Земные законы действуют на земле, – сказал Третий. – И когда жизнь забирает Расовый Дух, это смерть в соответствии с законом, и, следовательно, естественная смерть; было ли правильно и мудро забирать эту жизнь, другой вопрос, и в любом случае она не имеет отношения к нашему делу, ибо закон никто не призывал. Это была личная расправа, джентльмены, и нет смысла притворяться, что это не так, и за последствия своих необдуманных действий вам придется ответить, ибо вы стали причиной того, что душа покинула свое тело раньше естественного срока и, следовательно, стала «разгуливать» по миру также, как душа самоубийцы.
– Почему вы постоянно твердите про «самоубийство»? – спросил человек, которого он называл Фордайсом, пристально глядя на Третьего.
– Потому что я не знаю, какое еще слово использовать в отношении человека, который самовольно оставил тело, ведь составители словарей не предусмотрели ситуации, подобной той, о которой мы говорим сейчас. Нет, джентльмены, хоть вы и умны, но вам не удалось «поймать»
