наверх. Сажусь на кровать и утыкаюсь невидящими глазами в одну точку.
Телефон, который Артём подарил мне сегодня утром, постоянно вибрирует, а потом начинает звонить.
Не могу сейчас ни с кем говорить. Если это Вика, то не хочу её слышать.
А если мама? Вдруг она скажет, что папы больше нет?
Я не плачу. Даже слёз нет. Пустота. Холод. Отсутствие сердцебиения.
А если это Артём? Что я скажу ему? Как смогу бросить? У меня нет выбора. Какой же я была наивной дурой, полагая, что смогу быть с ним, наплевав на всех. Как сделать больно любимому человеку? Пусть эта боль будет только моей.
Опускаюсь спиной на простыни и смотрю на белое потолочное полотно. Кто-то включает на нём фильм, который я записываю на плёнку своих воспоминаний. Каждую минуту, секунду и мгновение. Каждый оттенок его запаха. Каждую интонацию голоса. Каждую эмоцию на его лице. Каждое прикосновение. Вкус каждого поцелуя. Все рваные вдохи и хриплые выдохи. Все взгляды. Каждую ссору и примирение. Каждый диалог. Первый поцелуй. Второй, третий… Последний… Волосы неприятно липнут к вискам и щекам, а ресницы пропитываются солью.
Я не плачу.
Губы и пальцы не дрожат.
Не плачу.
Руки не трясутся.
Я не плачу.
Сердце не бьётся.
Не плачу.
— Я люблю тебя, Артём!!! — ору в потолок, когда на нём появляется улыбающееся лицо Северова.
Я не плачу.
Это кровь от разорванного сердца вытекает из глаз.
Я не кричу.
Это вой ветра за окном.
Меня не разрывает на куски от отчаяния. Не топит в боли. Не растаскивают на части голодные звери.
Как может быть больно мёртвому человеку? Почему так давит в груди? Почему проклятая кровь продолжает течь по венам!? Почему всё случилось именно так?! Почему у папы плохо с сердцем?! Почему Артём только сейчас ворвался в мою жизнь?! Почему ни тогда, не два года назад?! Чего он ждал?! Я же влюбилась в него с первого взгляда! С первого слова! И пусть он бесил меня! Выводил! Но я так злилась, потому что не могла быть с ним! Боялась, что ему плевать на меня! Не могла переступить через родителей! Если бы он только сделал шаг навстречу! Всего один шаг! Почему я только сейчас понимаю это?! Только сейчас признаюсь себе?! Почему, только потеряв его, я смогла принять то, что два года была влюблена в него по уши?!
— Почемуууу?! — кричу, вгрызаясь зубами в наволочку. — Почему?! Почему?! Почему всё так?! Почему я должна была получить тебя, только чтобы потерять?! — ору его портрету, выжженному на внутренней стороне век.
Вот теперь я плачу! Рыдаю и захлёбываюсь. Бью подушку, пока из неё не вылетают все перья. Кричу, ору, скулю, зову и умоляю.
Падаю на колени и впервые в жизни прошу Бога дать мне сил с этим справиться. Пережить этот день. И следующий. И каждый, в котором не будет бирюзовых глаз и пряного аромата кофе, табака и корицы. Не будет лёгких насмешливых улыбок. Не будет искреннего смеха, от которого сердце срывается вскачь. Не будет сильных рук и нежных прикосновений. Не будет голодных поцелуев и жадных ласк. Не будет его тепла.
— Кто-нибудь, помогите! — хриплю, сорвав горло. — Помогите мне пережить это! Кто-нибудь, умоляю, помогите мне научиться жить без любимого мужчины! Молю, пожалуйста. Кто-нибудь… — голос срывается, и я без сил падаю на пол.
Меня тошнит. Едва поднимаюсь на ноги, как тут же выворачивает наизнанку. Рвёт, пока я не начинаю давиться сухими позывами. Слёзы новым потоком вытекают из воспалённых глаз.
Падаю на кровать, даже не вытирая рвоту. Сил не остаётся даже дышать. И я, наконец, проваливаюсь в спасительную холодную пустоту, окутывающую меня не только снаружи, но и изнутри.
***
Телефонный звонок врывается в мою голову оглушающим рёвом, вызывающем боль не только в пульсирующих висках, но и во всём теле. Словно в каком-то дурмане, тяну руку и хватаю гаджет. На экране высвечивается фотография Тёмы, и все события этого дня разом врываются в меня свистящими и разрывающими мою плоть снарядами.
Всё начинается сначала. Боль накатывает беспощадными штормовыми волнами, а слёзы с новой силой срываются по щекам, падая на экран мобильного, пока любимое лицо не начинает расплываться. Зло смахиваю капли и смотрю, пока звонок не обрывается.
И кричу. Долго. Громко. До разрыва связок. До полного отупения. Разрезаю тишину своими криками и рыданиями, пока силы опять не покидают меня, утягивая во тьму бессознательности.
В следующий раз в себя прихожу от маминого крика.
— Господи, Настя, что случилось?! Тебе плохо?! Тебя стошнило! Может, врача вызвать?! — тараторит, падая на постель и прижимая к себе моё безвольное тело.
Плохо? Мне не просто плохо. Я страдаю. Я умираю. Меня больше нет.
Рыдаю у мамы на плече, пока солёная влага не заканчивается. Как бы мне хотелось рассказать ей. Чтобы поняла и приняла. Чтобы поддержала и дала совет. Но в этом нет никакого смысла. Она никогда не поймёт, что человек может испытывать не только душевную, но и физическую боль от разбитого сердца.
— Что с папой? — спрашиваю скрипучим, надломанным, безжизненным голосом.
Отползаю от неё на другой край кровати и кутаюсь в одеяло.
Почему так холодно? Раньше я никогда так не замерзала. Накрываю даже голову и смотрю на родительницу из этого кокона.
— Всё не так страшно, как мы думали. Это был не инфаркт, а предынфарктное состояние. Врачи прописали ему полный покой и никаких нервных потрясений. Завтра он уже вернётся домой, а мы с тобой должны обеспечить ему все необходимые условия для скорейшего выздоровления. Понимаешь, Настя? Никаких нервов.
— Поняла. — бурчу безэмоционально в одеяло. — Всё сделаю, мам.
Внезапно я понимаю, что ничего не чувствую. Совсем ничего. Ни радости, ни облегчения, ни злости, ни даже боли. Наверное, мне всё же удалось умереть. Жизнь покинула меня вместе со слезами.
— Вот умница! — подсаживается ближе мама и притягивает к себе. Позволяю, но даже её касаний не ощущаю. Все нервные окончания перегорели. — А теперь иди в ванную и приведи себя в порядок. Сейчас пришлю горничную, чтобы прибрала тут и проветрила. А откуда эти перья? Что случилось с подушками? — продолжает трещать она, оглядывая комнату.
— Я в душ, мам. — игнорируя её вопросы, выползаю из "кокона" и тащусь в сторону ванной.
Единственное оставшееся ощущение — это обжигающий холод. Даже горячая вода не помогает согреться.
Наверное, мне стоило бы радоваться, что я больше не чувствую боли. Но и этой эмоции во мне не осталось.
Выкручиваю кран на максимум. Тело краснеет под крутым кипятком,
