себя, что рядом с ней не сможете сдержаться… Вернее… Я хотела сказать… Матвей, а она? Она? Ведь и она тоже вас любит?! Иначе не стала бы вам помогать. Или я что-то не так понимаю…
И тут ей стало стыдно за то, что она так грубо, не щадя его чувств, вторгается в его личную и очень непростую жизнь.
— Нет, она меня не любит. Иначе мы остались бы вместе.
И снова откровенность! А ведь ему доставляет удовольствие говорить о Лоре. Но имеет ли она, Женя, право пользоваться этим?
— Вы простите, что я задаю вам все эти вопросы… Просто хочу понять, какую роль в вашей жизни играет эта женщина.
— Она близкий мне человек.
— А вы не знаете, они с Борисом были знакомы до этого? Я имею в виду, до того, как вы обратились к нему за помощью?
— Нет, не думаю.
— Но она же свела вас именно с Борисом!
— Бориса ей посоветовал Гусев…
Ах да! А она, затуманенная ревностью, совсем забыла об этом. Надо было срочно менять тему.
— Скажите, Матвей, вот после всего, что случилось, я имею в виду, предательство Али, вы могли бы простить ее?
— Да дело не в прощении! Нет! С Алей нам в любом случае надо будет расстаться. Ведь она, если останется в моем доме, будет всегда напоминать о трагедии. Ну и о предательстве, как вы сказали.
— Давайте представим себе на минутку, что Аля не была знакома с убийцей и он не указывал ей, как себя вести и что говорить про вас. Вот вы проснулись, увидели весь этот кошмар и хотели вызвать полицию…
— Да, так оно и было!
— И Аля отговорила вас делать это. Почему?
— Да потому что она хорошо знает меня и вообще реалистка. Она четко понимала, что меня сразу же запишут в убийцы и посадят. Хотела меня спасти. Возможно, это был ее вполне искренний порыв, да только потом она переменилась…
— Я не совсем об этом… Если бы она выполнила то, что обещала, — увезла труп и закопала к примеру. То есть избавила бы вас от хлопот. Совсем. Не было бы никакого трупа на обочине, понимаете? Как бы тогда развивались события?
— Аля — девушка сильная, проворная и всегда знает, что делает. Ответственная. И если бы она сдержала свое слово, избавила бы меня от трупа в доме, отмыла бы спальню, то есть постаралась сделать все так, словно никакого трупа и не было, пусть даже внушила бы мне, что мне все это приснилось, я, может, и не сразу, но вернулся бы домой. Возможно, обратился бы за помощью к Лоре.
— И она приехала бы к вам?
— Да. Я бы настаивал на этом, и Оля уговорила бы ее приехать ко мне.
— А Аля? Вы же не уволили бы ее?
— Да вы что?! Наоборот, я был бы ей благодарен.
— Вы бы заплатили ей?
— Разумеется.
— И сколько бы?
Женя с трудом сдерживала себя, чтобы не задать и самый, пожалуй, провокационный вопрос. Но все равно задала:
— Когда вы договаривались с Алей, что она увезет труп, она требовала с вас деньги?
— Да вы что?! Конечно, нет! Вы просто ее не знаете! Ведь это выглядело бы тогда как шантаж, мол, я избавлю тебя от проблемы в том случае, если ты заплатишь мне, к примеру, миллион, ну, не знаю… два… Но если бы все это закончилось так, как планировалось нами, то я, поверьте, не поскупился бы.
— Это все, что я хотела узнать, — сказала Женя, в кармане которой была еще тысяча неозвученных вопросов, большинство из которых касались, конечно же, Лоры.
Она пожелала Матвею спокойной ночи и пошла к Борису.
Заглянув в спальню, как если бы ничего не случилось и не было маленького скандала-ссоры за ужином, она, бросив ему, сидящему за ноутбуком: «Зайду к Валере, поговорю и вернусь», — не дожидаясь его ответа, быстрым шагом направилась к Реброву.
Постучала. Он не спал, смотрел телевизор.
— Прости, что так поздно… Скажи, на пакете, что мы нашли в лесу, не было отпечатков?
— Нет. Если были бы, сама понимаешь… Тогда мы знали бы, что они принадлежат убийце. И на бутылке тоже…
— То есть кровь Карины, а отпечатков нет… Ну, с бутылки можно было стереть отпечатки, а вот с пакета… Пакет можно было взять просто новый, руками в перчатках…
— У тебя есть идея?
Ребров был каким-то не таким, не тем Ребровым, которого она видела в рабочей обстановке, а домашним, в спортивных штанах, футболке. Женя представила его семейным человеком рядом с женой, детишками…
Почему он до сих пор один? Надо будет с ним как-нибудь поговорить об этом. Или не стоит?
— Да, есть одна идея. Как бы донести до Алевтины, что мы с Борисом готовы принять ее здесь, у нас. Она же там, в больнице, сходит с ума от страха!
— А как же Льдов?
— В этом-то и состоит мой план! Ведь она видела, понимаешь, видела убийцу, пусть даже и в этой дурацкой шапке! Она могла бы описать Льдову его рост, тембр голоса… Может, вспомнила бы какие-то мелочи, детали… И он мог бы вспомнить этого человека, понимаешь? Может, она заметила фрагмент татуировки на руке, или, грубо говоря, у этого мужчины один глаз черный, а другой — голубой… Словом, мне кажется, что им было бы о чем поговорить. К тому же речь идет о безопасности Алевтины. Кто знает, может, ее сейчас в палате душат!
— Не думаю… Там усилили охрану.
— Ты можешь через Кузнецова передать ей мое предложение?
— А Борис его одобрит?
— Не знаю, я с ним еще не разговаривала.
— Нет, Женя, пока Борис сам меня не попросит, я не стану этого делать.
— Ладно. Считай, что я тебе ничего не говорила.
— Ты обиделась?
— Да нет… Ты прав, конечно. И Борис не согласится, мы оба это знаем. Да и Горохова бы отказалась от встречи со своим хозяином — ей было бы стыдно. Да
