Он широко шагнул навстречу людям, вскинул голову, дерзко и смело взглянул им в лица.
– Нам! Я не оговорился. Вы – посвященные, все! Вам тоже быть властителями миров! Я ведь не забывал вас, Александр Палыч, продолжал вести, и я видел, что развязка близка. Я помог оказаться вам в “Гекате” – вы об этом ни сном ни духом! Я, и никто другой, сделал так, что вы оказались в библиотеке! И у вас шаг за шагом сформировалось представление о том, что будущие события неизбежны. К этому времени, кстати, у меня уже отчетливо вырисовалась та самая линия на карте – я знал, что вторая половина где-то на ней... Но еще не знал, где именно! И еще не достали первую!..
Он вскинул руку – резко, уверенно, с вытянутым пальцем, как обвинитель на суде.
– И я форсировал события. Я нашел этого пижона, Белкина – вашего злосчастного коллегу, Лев Евгеньевич. Разумеется, сделал это так, что Смолянинов думал – сам нашел. Дело пошло быстрей. Но и опасней! Когда эти двое впервые оказались в том мире, они чуть не обделались – они, идиоты, и не предполагали, какова эта игра!.. Но пятиться было уже поздно. Или – вперед, или – смерть. И они вынуждены были идти вперед. И с каждым движением, с каждым этим шагом все отчетливее – как маяк из-за горизонта! – пульсировала, рвалась ко мне вторая половина книги. Вы, Александр Павлович – только вы – должны были выйти на нее. И я еще нажал.
Закинул руки за спину, выпятил челюсть. Какая-то далекая, печальная мысль выразилась на лице.
– Моральный аспект... – протянул он. – Возможно, вы вправе меня осуждать. Возможно. Ускоряя ход вещей, я знал, что это опасно. Но! Хорошо быть моралистом в теории. А на практике? Кто упрекнет полководца, посылающего в бой своих солдат и знающего, что они погибнут?.. Как мог поступить я, видя близость зари, новой жизни, счастья всего человечества?! И зная, что не ускорь я этот ход, ничего этого может не быть, все потащится на Земле по-прежнему – войны, кровь, грязь... Пусть прекраснодушные гуманисты бросят в меня камень. Пусть! Я спокоен. Совесть моя спокойна, чиста. И я уверен, что в своих невольных прегрешениях я дам ответ Ему. – И показал глазами в небеса.
Перевел дух и в самом деле успокоился. Улыбнулся криво, продолжил:
– В общем, я сделал что мог, дабы форсировать ту самую экспедицию, что закончилась так драматически.
Смолянинов успел удрать, а Белкин потерял там свою голову, в буквальном смысле. Жаль, что так вышло, но... На войне как на войне. Вот тогда-то его тело и выпало, и вы, Игорь, обнаружили его. Потом мы сумели вернуть его в межпространственный коридор и... ну, это уже не важно. А дальнейшее все так же стало делом техники. Мне не составило большого труда навести Смолянинова на мысль о том, что Артемьев и Палыч смертельно опасны для предприятия, и он поручил мне убрать вас. Чем я и занялся. Как вы, очевидно, догадались – я имитировал охоту за вами, и довольно удачно. Это, разумеется, стоило вам какого-то числа нервных клеток... но искусство требует жертв! Я взял в обработку Сергея и спровоцировал его нападение на Игоря. Правда, я не рассчитывал, что Игорь прихватит Сергея с собой, но что он рванет к Александру Павловичу, я был уверен. Н-ну... на девяносто процентов. И когда, Игорь, вы с Сергеем ринулись именно туда, у меня отлегло от души. Дальнейшее мне было совершенно ясно. Кореньков на взводе, нужен один толчок, чтобы пружину с боевого взвода сдернуть. Так и случилось. То потрясение, которое испытал наш уважаемый Александр Павлович, оказалось последним камнем, стронувшим лавину. Процесс стал необратимым, вы просто не могли не выйти на книгу. Когда вы устремились к цыганам, я, грешным делом, возликовал, подумал: вот он, верный след!.. Но потом стал проверять – нет, не то. Не скрою, это озадачило меня. Начал проверять окрестности – и вот тогда-то впервые заметил домик сторожа, находящийся прямо на линии...-
Но тут одно непредвиденное обстоятельство. Эти мои гоблины перестарались, и я не успел за ними уследить. Открыли стрельбу. Ну и сами подставились. Двоих Игорь ухлопал. А двое других...
– Слетели с моста под поезд, – мрачно закончил Палыч. В глазах его блеснул непонятный огонек.
– Совершенно так, – нисколько не удивился оборотень. – И больше уже не мешали нам. А я занялся домиком сторожа... и мне не составило труда выяснить биографию почтенного Федора Матвеевича... Я уверен был, что я на верном пути, но, честное слово, я был восхищен тем, как распорядился своим наследством Карп Сидорович. Настоящий профи! Была бы шляпа у меня – снял бы в знак восхищения!..
И, великолепный артист, он сделал рукой над головой своей роскошный жест.
– ...Вот так. Нажим на двух фронтах принес плоды. Смолянинов впрягся как буйвол, у вас же дело пошло так, что я только руками разводил: не ждал такого яркого эффекта. Как вы вышли на Федора Матвеевича! Вы, Александр Павлович, и сами не знаете ваших способностей – вот разве что Лев Евгеньевич понимает, что это значит... Но и это оказался не последний для меня сюрприз! Я, конечно, внимательно следил за тем, что вы делаете... книгу-то я ожидал увидеть, но печать... да-да, вот этот самый диск – а это не что иное, как легендарный перстень Соломона! Ну, тут я едва дара речи не лишился. Чтоб еще и он!.. Его даже тогда, в Риме, считали навсегда потерянным, а он – вот, целехонек, пожалуйста. И тут, конечно, меня разобрало мучительное любопытство: раз есть перстень – значит где-то рядом, в двух шагах, должен быть и камень. Камень Соломона! Я еще раз выверил все по карте, уточнил. Все сходится! Ошибка исключена. Тогда я подождал, когда вы убудете, и отправился туда, к вам. Потолковал с вашим исполняющим обязанности... хотя мог бы и не толковать. Все стало ясно. Я понял, что камень в бане. Вот, собственно, и все. Вы здесь. Я тоже.
ГЛАВА 19
– А Смолянинов? – сквозь зубы процедил Палыч.
– Смолянинов?.. – переспросил оборотень так, словно не мог вспомнить, о ком речь. Припомнил: – Ах да... Ну, этому не повезло. С ним то же сталось, что и с Белкиным. Потерял голову. Не от любви, правда, – и подмигнул развязно. – Хотя, может, и от любви. К власти.
Он сузил глаза. Рот его сомкнулся жестко.
– Любовь не сделалась взаимной. И не должна была. Не тот калибр. Власть выбирает лишь достойных. Тех, на ком остановился взор судьбы.
Умолк. Остановил взор на Палыче, словно и был судьбой. Однако ответил ему Огарков. С усмешкой:
– На нас, по-видимому, он стоит и стоит...
– Да! – выкрикнул вдруг тот, да так, что все вздрогнули. – Только так! Смотрите же!
– Он обернулся, вскинул руки – и, повинуясь их движению, зашевелился, закипел весь мир.
– Смотрите же! – прокричал он пронзительно и страшно.
Там, где только что был тихий, залитый светом склон холма, пространство разверзлось, и странные, исполинские фигуры поперли оттуда вверх; призрачные, как дым, они с чудовищной стремительностью обретали, заслоняя небо, плоть – и вот армада сверхъестественных существ, ужасная и покорная, ждет приказа.
– Вот она, власть, – молвил оборотень, повернувшись к ним. – Это все ваше. – Голос взлетел до неба. – Вы – хозяева вселенной! Вот они, смотрите! – все, вся сила Соломонова, вся его рать – ифриты, джинны, золотые львы и сам непобедимый Асмодей – вот они, ваши слуги и рабы – приказывайте им!..
