меня больше, чем музыку…
Селия схватила его за руки.
– О Боб! – откликнулась она. – Ты значишь для меня гораздо больше, чем Бетховен.
Восторг от такого признания сдавил Мерриллу горло, и безо всяких церемоний он обнял ее и поцеловал. Итальянцы, как народ эмоциональный, одобрительно смотрели на эту сцену.
Они поженились на следующий день в англиканской церкви Святой Троицы, и в последовавшие за этим суматошные и радостные часы Меррилл почти не вспоминал о трости из черного дерева. Он только успел накоротке рассказать жене о своем приключении. Для их медового месяца Италия приоделась в праздничные летние одежды. Море на обратном пути домой лежало блестящим стеклом. В последнюю неделю июля счастливая пара снова оказалась на ранчо «Серебряная звезда»…
Однажды жарким утром в начале августа, едва часы на городской ратуше пробили десять, Клей Гарретт открыл дверь своего банка. Через две минуты по обыкновению в банк вошел майор Теллфер. Он кивнул Клею и другим сотрудникам и проследовал в свой кабинет. Прошло еще пять минут, и в мраморном фойе появился Боб Меррилл с фамильной улыбкой и эбеновой тростью в руке.
Когда он вошел в кабинет президента банка, майор Теллфер торопливо встал и приветствовал его. После обычных формальных слов о погоде и делах на ранчо Меррилл обратил внимание хозяина кабинета на трость.
– Майор, – сказал он, – я рассказывал вам, как заполучил эту палку. Прикидываю, вы ее помните…
– Еще бы, – отозвался майор. – Я бесконечно виноват, что заставил вас ждать в Риме…
– Это был ваш лучший поступок, – прервал его Меррилл. – Прикидываю, я забыл упомянуть, что, когда тот паскудник по моему доброжелательному требованию во второй раз отдал мне трость, то сказал: «Старая торжественная речь остается в силе». Тогда я не понял, что он имел в виду, а вот теперь наконец сообразил. Майор, у моей истории появилось продолжение. И надо сказать, сэр, чертовски удачное.
– Правда, сэр? Рад слышать.
– Понимаете, я был так занят всеми этим приятными свадебными хлопотами, что совсем позабыл про трость. А вот вчера вечером на ранчо начал крутить ее в руках, и ручка вдруг отсоединилась… – Меррилл полез в карман и бросил на стол небольшую пачку тонких бумажек. – Майор, вы мой банкир, вот и скажите, что мне делать с этой находкой.
– Гм… – Майор Теллфер изучил бумажки. – Похоже, это банкноты, выпущенные в Италии, каждая по тысяче лир…
– Верно, – засмеялся Меррилл. – Здесь их десять штук… Десять новеньких банкнот по десять тысяч лир каждая… Точно такие же я вручил маленькому грязному макароннику в «Банке Дитали», или как там вы его называете… Тот ловкач Фишер сказал, что спрятал их и что мне их никогда не найти… И дал маху. Можно сказать, сел в лужу…
Он откинулся на спинку кресла и снова расхохотался.
– Майор, я счастливый человек. Я женился на самой красивой девушке Техаса, а значит, и всего мира. И ввязался в схватку с самым хитроумным мошенником Семи Морей. И победил его! Да, сэр, зря он заплатил сотню лир тому парню, который меня провел.
– Я очень рад, – сияя, произнес майор. – Вам повезло со встречей. С этой второй встречей с Фишером. Это похоже на то, как этот парень Клей запел свою песенку в нужное время и в нужном месте.
– Точно! – согласился Меррилл. – А я чуть не забыл об этом. Да, сэр, Клей выступил со своей «серебряной ниточкой в золоте» как раз тогда, когда надо… А, кстати, что делать с этими бумажками?
– Отправим их в Нью-Йорк, – пообещал майор. – Там их пересчитают на нормальные деньги для вас. Я не забуду, Боб.
Меррилл встал.
– Спасибо, – сказал он. – Потом положите их на мой счет, майор. Я счастливый человек. Но теперь я уже не буду надуваться от гордости за себя, как раньше.
Он вернулся в операционный зал. Клей Гарретт благодушно торчал у дверей. Меррил вынул из кармана пачку банкнот, отделил сверху двадцатидолларовую купюру и сунул ее негру в руку.
– Это тебе, Клей, – сказал он.
Клей нерешительно взял деньги.
– О Господи Боже, за что, мистер Боб?
– Просто дрянная бумажка для тебя, Клей… Ничего больше.
– Дрянная? Почему это?.. Мистер Боб, клянусь…
– Не обижайся, Клей, – засмеялся Меррилл. – Просто я хочу ее тебе вручить. Мне нравится, как ты поешь.
И он вышел на улицу, оставив недоумевающего, но довольного негра стоять на своем мраморном посту.
Винсент О'САЛЛИВАН
КОГДА Я БЫЛ МЕРТВ
И сердце не желает признавать, что в нем болезнь, что точит жизнь мою.
У. Шекспир «Все хорошо, что хорошо кончается».
(Перевод Т. Щепкиной-Куперник.)
Наихудшим в Рейвенеле были его длинные и мрачные коридоры, а также комнаты – затхлые и блеклые; но даже картины на стенах навевали тоску изображениями персонажей в различных плачевных ситуациях. Осенним вечером, когда ветер вздыхал и ныл, пролетая меж парковых деревьев, чьи мертвые листья шелестели и шептались, а дождь требовательно стучал в окна, не было ничего удивительного в том, что некоторые чувствительные гости были словно немного не в себе. Чувствительная нервная система – тяжкое бремя даже на залитой солнцем палубе яхты; а в Рэйвенеле нервы были склонны наигрывать похоронный марш. Любители чая должны холить и лелеять свою нервную систему; призрак, которого наш почтенный дед, вооруженный полным мехом портвейна, мог невозмутимо приветствовать, вверг бы нашу компанию поклонников трезвости в потливость и дрожь. Бедный призрак, явись он нам, и его ждали бы выкаченные глаза и отвисшие челюсти. Видимо, предвидя такой эффект, призраки Рейвенела и не спешили показываться на публике – что не могло нас не радовать.
Посему я не мог не прийти к выводу: это чай повинен в том, что мои знакомые боятся оставаться в Рейвенеле.
Даже Уилверн не смог одолеть свой страх; хотя от него, гвардейца и игрока в поло, можно было ожидать большей крепости нервов. В ночь перед его отъездом я объяснял Уилверну мою теорию, заключающуюся в следующем: если взять несколько капель человеческой крови и сосредоточить на них все свои помыслы, вам явятся мужчина либо женщина и останутся с вами на протяжении долгих ночных часов; а потом, днем, вы можете встретить их в самых неожиданных местах.
