он улыбается. Мои глаза закрыты. Не хочу их открывать. Мне будет стыдно.
Я увижу людей вокруг и пойму, что они видели, а сейчас в моем маленьком мире есть я и он.
— Янка, Янка… — шутливо шепчет на ушко Миронов. — А я ведь даже еще ничего не сделал, — целует в висок.
И я моментально трезвею и выныриваю из неги.
Краска заливает лицо. А довольное Миронова меня топит в ней глубже.
— Мне пора в офис, — помогает присесть и делает взмах рукой, подзывая официанта. — Отвезу тебя домой. Позвоню, как освобожусь.
Я в тумане.
— Ян? — касается моего подбородка и ласково поглаживает его большим пальцем.
Если я начну прямо здесь ластиться, я буду выглядеть дикой и глупой?
— М?
— Адрес назови, куда тебя отвезти.
* * *
«К себе! Отвези меня к себе!» — вопят влюбленные бабочки в моем животе.
Ожидающий ответа Миронов стремительно приводит меня в чувства. Нахлынувшее ощущение вины выводит из коматоза только так.
Он ждет, когда я назову свой адрес, чтобы меня отвезти.
Тайна, о которой он даже не догадывается, но которая есть между нами, меня невыносимо мучает.
Я не могу ему назвать свой адрес. При любых обстоятельствах не могу.
Он со мной честен, открыт и не погнушался рассказать правду, а я не могу сделать того же. Я слишком глубоко увязла во лжи с Белладонной.
Не могу переступить через себя и признаться.
Я хочу, чтобы это осталось тайной.
Только моей тайной.
Не знаю, сколько времени у нас есть, но это время, которое Миронов готов мне подарить, я не собираюсь терять. А, значит, врать мне придется до конца. То того, как мы скажем друг другу «Прощай» навсегда.
Врать — для меня не проблема.
Врать ему — проблема глобальная. И меня изнутри разъедает чертов совестливый червяк, который назойливо не дает мне забыть о том, какая я — лживая дрянь.
— Отвези меня к Институту, — жалобно прошу и прячу лицо в тарелке.
Слышу, как Миронов плюхается напротив меня и с грохотом опускает руки на стол.
— Яна? У нас какие-то проблемы? — его твердый голос заставляет сжаться. — Я не понимаю, почему ты не можешь назвать мне свой адрес? Это какая-то тайна?
— Это не тайна. Мне правда нужно в Институт. В коммерческий отдел, — и сейчас это правда. — Узнать на счёт оплаты за обучение.
«Я не вру! Я не вру тебе!»
Кричу ему и убеждаю себя.
— Ваш счет, — вовремя подходит официант и дает мне несколько минут, чтобы собраться с духом и мыслями.
Миронов делает манипуляции с оплатой по счету и благодарит молодого парня.
Я хочу надеяться, что к этому разговору он не вернется.
— Ты учишься на коммерческом? — но он возвращается, а у меня ухает сердце.
— Да, я учусь на коммерческом и плачу за учебу сама.
— Поэтому ты работаешь официанткой в том баре?
— Я больше там не работаю, — потупив взгляд, смотрю на разодранную бумажную салфетку. Я даже не заметила, как разорвала ее в хлопья. — Уволилась.
Решаю поднять глаза, потому что тишина напрягает. Миронов молчит и задумчиво меня разглядывает. Я не знаю, о чем он думает. Его лицо не читаемо.
— Почему? — внезапно спрашивает.
— Поняла, что это не мое, — гордо вскидываю подбородок. Рассказывать о том, что меня уволили из-за того, что я проехалась подносом по уху племянника гендира — еще более выглядеть жалкой.
— Хорошо, — кивает Миронов.
В смысле хорошо?
Что хорошо, когда мне светит перспектива отчисления?
Мы смотрит друг другу в глаза. Очень долго, как мне кажется.
Илья постукивает пальцами по столу и о чем-то усердно думает.
Я думаю о том, что мне без него будет плохо.
Почему я об этом думаю, когда он сейчас здесь и со мной?
Вздрагиваю, когда неожиданно из моего рюкзака начинает вопить бешенная кудахчущая индейка.
Этот рингтон я установила на телефон Белладонны.
Миронов хмурит лоб, пока я извиняющимся видом лезу в рюкзак, в котором, как всегда, не могу найти его сразу. На этот жуткий звонок обращают внимания посетители ближайших столиков, а я покрываюсь красными пятнами от стыда. Заглядываю в рюкзак и нахожу трезвонящий телефон, на экране которого высвечивается имя моей клиентки.
Вспоминаю, что звонила ей на днях.
Я вообще всю неделю обзванивала своих прошлых клиентов и некоторым врала, что видела на них порчу. Просто мне нужны деньги. Мне очень нужны деньги, и я вызваниваю клиентов, чтобы хоть кого-то затянуть к Белладонне.
Нажимаю «сбросить» и выдыхаю.
— Извини, — виновато пожимаю плечами.
Миронов ничего не отвечает, смотрит на часы и встаёт:
— Поехали.
* * *
— Решетникова, за последний триместр нужно платить единовременно. Такое правило, — невозмутимо сообщает женщина средних лет в коммерческом отделе.
— Но в том году я платила за каждый месяц и…
— Яна, ты меня слышишь? Есть положение, утвержденное с этого года. Если тебя что-то не устраивает, сходи в деканат.
Внутри меня холодеет. Впиваюсь наглухо подстриженными ногтями под кожу.
Я не вывезу. У меня нет денег платить за три месяца. У меня нет денег заплатить даже за один.
— Ян, нет возможности заплатить сразу? — понимающе спрашивает бухгалтер. Оны выглядит сочувствующе и без презрения.
Закусив губу, отрицательно кручу головой.
— Слушай, серьезно, сходи к декану. Ваш Ерохин понимающий мужик. Может, договоритесь, — участливо советует женщина.
— Хорошо. Спасибо, — киваю я.
Я несусь в деканат быстрее, чем в столовую за свежими булочками.
Маленькая надежда не дает окончательно опустить руки. Но когда секретарь говорит о том, что наш декан уехал на какую-то учебу и его не будет две недели, а его зам, как оповестила девушка, не решает денежные вопросы, эта надежда разбивается о скалы моей безысходности.
Домой я иду с саднящим чувством тревоги…
Я в полнейшем отчаянии…
Глава 34. Сойти с ума...
— Яна, Ян, — поворачиваю голову к Авдею, который в последнее время мне стал противен до невозможного. Я и раньше не питала к нему симпатии, сейчас же он стал невыносим катастрофически. — Возьми, — протягивает что-то квадратное и жутко вонючее. — Я сам его сварил. Для тебя, — краснеет Мавдейкин.
Брезгливо смотрю на брусок… кажется… мыла, в котором в самой середине с ужасом на
