начал он. — Они совершили огромную ошибку, когда отпустили меня. Открыв меня внешнему миру, они лишь заставили меня осознать, сколько силы у меня было, и сколько еще я мог бы иметь. Внутри дома я был ограничен в своих возможностях. А на улице? Возможности были безграничны.
Наверное, так оно и было для него. Опасный мальчик, которым он был, должен был вырасти в еще более опасного мужчину.
Его голос не дрогнул.
— Вначале у меня не было никаких планов. Но я хотел заставить их заплатить за то, что они сделали со мной, и за то, что они делали с некоторыми детьми в том доме.
Она была на сто процентов согласна с этим.
— Что ты сделал?
Он бросил на нее взгляд.
— Я вернулся через несколько лет, когда узнал, что они не будут меня ждать. Каждый год всех детей водили на разные участки для проверки, а взрослые оставались дома.
— Ты пошел в тот день, — догадалась она, зная, что он хотел, чтобы дети не мешали ему.
— И что ты сделал?
— Я все сжег, — заявил он.
— Каждый дюйм этой земли, каждый кирпич этого дома, я поджег его. И я стоял снаружи, наслаждаясь пламенем, пока они забирали всех, кто был внутри. Живыми.
Она слегка вздрогнула от ярких образов, которые предстали перед ее мысленным взором, но не почувствовала сочувствия к тем, кто сгорел. Они заслуживали того, чтобы гореть в том аду, который они создали.
— И тогда Синдикат пришел к тебе? — Она собрала воедино кусочки из того, что он ей рассказал. — И ты работал на них некоторое время. Но зачем было преследовать их после этого, когда ты уже уничтожил тех, кто причинил тебе боль? Я не понимаю.
Он молчал долгую минуту, просто глядя вверх, его пальцы лениво двигались вверх и вниз по ее позвоночнику. Она уже почти подумала, что он не ответит, когда он снова заговорил.
— Я начал собирать информацию внутри организации. Я узнал о том, сколько у них операций в скольких местах, о различных профессиях, которыми они занимались, о влиятельных людях со стороны, которые были так или иначе вовлечены в их деятельность. Я брал всю эту информацию и сохранял ее. В конце концов, знание — это сила.
Хорошо. Это все еще не ответило на ее вопрос.
— Именно в последний год работы на них я понял структуру организации. Она похожа на пирамиду: внизу — кураторы, над ними — их менеджеры, потом их боссы и, наконец, сами лидеры Синдиката. Никто из нижних уровней не знает никого выше, кроме своего собственного связного. Так организация работала десятилетиями и держала все в секрете.
Лайла оставалась неподвижной, переплетая свои ноги с его ногами, чтобы дать ему понять, что она здесь, не нарушая его потока.
— Есть — или было — пять лидеров. Синдикатеры.
— Так они себя называют?
Темная усмешка покинула его.
— На носу, не так ли?
Так и есть. Но такие люди, занимающие столь высокие посты в организации, должны быть полны высокомерия, так что она не удивилась.
— Что значит, было пять лидеров?
— Четверо из них мертвы, — он повернулся, чтобы посмотреть на нее. — Сейчас жив только один.
Ее сердце заколотилось от его слов, от этого намека. Не может быть. Она приподнялась на локте и потрясенно посмотрела на него.
— Ты имеешь в виду, что если его убрать, то организация может… прекратить свое существование?
— Все гораздо сложнее, — объяснил он, не сводя с нее глаз.
— Если его уберут, кто-то другой поднимется и заполнит пустоту. И такая организация, которая существует уже более пяти десятилетий, не может быть уничтожена одним ударом.
— Но ты работал над этим почти два из этих десятилетий, не так ли?
— Работал.
Но почему? Она не понимала этого. Это было не из-за какого-то его морального компаса — она знала, что его мораль была столь же хороша, как и ноль, когда дело касалось кого-либо, кроме нее. Даже к детям он не был привязан, скорее их беспомощность заставляла его делать шаг навстречу. Но у такого человека, как он, одержимого идеей уничтожить организацию, должен был быть какой-то мотив.
Она не стала озвучивать свои мысли, терпеливо ожидая, пока он расскажет подробности.
Его челюсть работала.
— В тот последний год, когда я был там, среди собранных мною данных я нашел свое собственное досье.
О.
— Я был скрещен с несовершеннолетней девочкой и мужчиной тридцати лет, — констатировал он совершенно искренне. — Она покончила с собой после того, как родила меня, и я был помещен в приют. Мой отец…
Она задержала дыхание.
— В то время был синдикатером.
Молчание.
Она была ошеломлена безмолвием.
Когда она потрясенно замолчала, его покинула еще одна мрачная усмешка.
— Я — принц этого ада, во всех смыслах.
Она не могла произнести ни слова. Она не знала, что сказать.
Она положила голову ему на грудь, ее сердце билось в такт с его сердцем, и все части этого человека вставали на свои места.
Глава 25
Лайла
Солнце садилось в небе, когда они шли по городской улице. В зеленом свитере, темных джинсах и белых кроссовках, ее яркие волосы спадали на верхнюю половину спины, она шла под руку с самым смертоносным мужчиной, которого она знала. Он был в черных джинсах и черном свитере, руки в перчатках, которые он всегда носил на улице, лицо открыто холодному ветру.
И это само по себе дало ей понять, что именно они собираются сделать.
Говорили, что лицо Человека-тени можно увидеть только перед смертью, и, за исключением себя, она сомневалась, что это неправда. И раз они собирались увидеть лысого мужчину, она знала, что его время вышло.
Все еще обрабатывая все, что она узнала о нем этим утром, Лайла рассматривала город, пока они проезжали мимо. Глэдстоун был на удивление оживленным: люди
