из-под двери, я тащу себя к кровати, позволяя плотине за глазами прорваться. И тогда я плачу так сильно, как не плакала со дня смерти Родена.
* * *
Мама все утро тычет мне в лицо своей выпечкой. Думаю, в основном это пирожные «с извинениями», но вкус у них, тем не менее, восхитительный.
Отец ушел по делам, а я планирую уйти до его возвращения. Мне нужно было поговорить с мамой, чтобы он не присутствовал при нашем разговоре.
Серые глаза Элейн смотрят на меня, как будто она видит всю глубину моей боли.
— Этот мужчина, с которым ты встречалась… он разбил тебе сердце, не так ли?
— Он разбил не только мое сердце. Он сломал мое доверие. Он лгал мне о наших отношениях. Я сомневалась в нем. Однако в конце концов мне следовало прислушаться к своей интуиции. Я могла бы избежать всего этого, — признаюсь я.
Она тянется через стол, чтобы взять меня за руку. Ее рука холодная, несмотря на то что в доме довольно тепло, а пальцы костлявые. Она вцепилась в меня так, словно боится отпустить, словно знает, что я уйду, как только мне дадут шанс.
— Мне так жаль, Айрис, — утешает она, свободной рукой натягивая свитер на плечи. — Ты любила его?
В моих глазах появляется влага, и я уставилась на лимонный квадратик, который откусывала.
— Любила. Я любила его больше, чем считала возможным, мама.
— Ты хочешь все исправить? Хочешь дать ему второй шанс?
— Если я дам ему второй шанс, я просто дам ему еще одну возможность разбить мне сердце. — Мне нужен висячий замок на сердце, так как оно вот-вот выскочит из груди.
— Я поддержу все, что ты решишь сделать. Но ты не должна бояться любить. Настоящая любовь — истинная любовь — стоит того, чтобы за нее бороться, независимо от ран, которые ты получишь в процессе, — говорит она, проводя рукавом по моим мокрым щекам.
Десерты моей матери превращаются в осадок в моем животе.
— Я не могу сражаться. Я не… я не могу, — сокрушенно шепчу я.
— О, милая. — Она подходит ко мне и опускается на колени рядом со мной. — Я знаю, что ты устала. Твое сердце столько пережило.
Дыхание вырывается из меня, сменяясь болезненной икотой.
— Возможно, ты не захочешь этого слышать, но если ты действительно любишь этого человека, тебе нужно бороться за то, что у тебя было. Подумай о своем брате. Твой брат не боролся за любовь, и он проиграл свою битву. Я не хочу, чтобы ты пошла по тому же пути. Ты боец, Айрис. Я знаю, что ты такая. Ты была им всю свою жизнь.
Она ошибается. Я не боролась. Я не жила. Я позволяла себе тонуть, волна за волной, мучительная волна за волной. Все, что я делаю, все мои отношения — все это обусловлено травмой из моего прошлого. Словно я не знаю, как функционировать без боли.
— Я не боец.
— Ты боец. Ты самый сильный человек из всех, кого я знаю. За время, проведенное на этой земле, я сделала не так уж много, но единственное, чем я всегда буду гордиться, — это то, что у меня есть ты. Я так горжусь тобой, — плачет она, и судорожные движения ее груди активно борются с ее словами.
По моим щекам текут слезы, а в ноздрях щиплет.
— Я люблю тебя, мама.
Слезы заливают лицо моей матери, в ее печальных глазах мелькает надежда. Она обнимает меня, и хотя с тех пор, как мы обнимались, прошла целая жизнь, я до сих пор отчетливо помню ее прикосновения.
— Я люблю тебя, Айрис. Когда ты уйдешь, я хочу, чтобы ты боролась за ту жизнь, которая была у тебя с ним. Если он будет рядом, отдаст тебе свое сердце, предложит любовь, которую, я знаю, ты заслуживаешь, то подумай о том, чтобы принять ее.
Я вытираю остатки слез, но сил хватает только на то, чтобы кивнуть.
— Я слышала ваш с отцом разговор прошлой ночью. Мне… мне жаль, что я так долго не могла смириться с тем, как ужасно он с тобой обращался, — говорит она, и впервые за целую вечность в ее словах проскальзывает гнев.
Я никогда раньше не видела маму в гневе. Я не думала, что у нее есть хоть одна злая косточка в теле.
— Я должна была бросить его давным-давно. А увидев тебя снова, я поняла, что не могу больше откладывать. Я хочу иметь возможность видеть тебя постоянно. Я хочу иметь возможность общаться со своей дочерью. Майкл, он никогда…
— Все в порядке, мама. Я не виню тебя за то, что папа заставил тебя сделать. Я просто рада, что ты наконец уйдешь. И если тебе когда-нибудь понадобится жилье, ты можешь жить у меня, — говорю я ей.
Она берет мое лицо в руки и прижимается лбом к моему.
— Я собираюсь переехать к старому другу из старшей школы. Но я приеду к тебе, как только устроюсь, хорошо?
В этот момент что-то в моей матери меняется. Ее руки больше не кажутся такими холодными, и на щеках появляется легкий румянец.
Мои губы растягиваются в улыбку.
— Хорошо.
На фоне всего, что произошло, — от ссоры с Хейзом до стычки с отцом — я не думала, что смогу снова почувствовать счастье, пока не пройдут недели или долгие месяца душевного восстановления. Но здесь, с мамой, наверстывая упущенное, я чувствую его.
Я чувствую крошечную искорку счастья, которая напоминает мне, что все будет хорошо.
ГЛАВА 38
Последний шанс на искупление
Хейз
Прошло два дня с тех пор, как Айрис порвала со мной. И я заслужил каждую жалкую секунду этого.
От холода на скамейке запасных моя задница замерзла, и я наблюдал за тем, как мои товарищи по команде тренируются перед предстоящей игрой. Я чувствую себя бесполезным, не имея возможности помочь им — хотя я уверен, что в моем нынешнем психическом состоянии от меня будет больше вреда, чем пользы.
Я облажался. Я солгал. У меня было столько шансов признаться, но я этого не сделал. Я защищал свое эго, когда должен был защищать ее. Я трус.
Но я знал, чем закончится эта история, не так ли? Я знал это с того момента, как согласился на этот план «фальшивых отношений». Я играл роль злодея и не должен удивляться, когда не получаю девушку.
Айрис — весь мой мир, и так будет всегда. Она бальзам для моей раненой
