о том, что документ вовсе не у него, забыла о Барбаре и ее планах наступления, забыла Леонардо с его романом, забыла обо всем, потому что для меня не существовало ничего, просто ничегошеньки, кроме Анхеля и его объятий у ног Дон Кихота Ламанчского.
В тот день мы еще какое-то время погуляли, но ему уже нужно было возвращаться домой — нянчиться с депрессивной сестрицей. Мы не могли увидеться все выходные, так что условились: я ему позвоню, естественно, и в понедельник, как только он освободится от Дайани, мы возьмемся за организацию нашего брака. Счастье мое было так велико, что я ворвалась домой, громогласно объявляя новость. Наверное, несколько преждевременное объявление, но я была просто вне себя от радости, мне требовалось с кем-то ее разделить. Помню, что мама вышла из кухни узнать, что у меня случилось, а я, как Джек Леммон в фильме «Некоторые любят погорячее», пустилась в пляс, повторяя: «А я выхожу замуж, я выхожу замуж». Брат и отчим, словно под воздействием какой-то неведомой силы, оба вдруг выросли как из-под земли; один спросил: «За кого?», а второй заявил, что, кем бы он ни был, пусть-ка сперва придет с семьей познакомиться. Моя невестка только улыбнулась: дескать, какая хитрая, а нам — ни гу-гу. Я все кружилась и кружилась, попутно информируя публику, что выхожу замуж за ангела и буду жить в Ведадо. Теперь реакция стала другой. Мама спросила: «Как же так, доченька?» Невестка вскрикнула: «В Ведадо? Батюшки!» Брат нахмурился и возопил, что не хватало еще, чтоб я спуталась с каким-нибудь иностранцем. Отчим тоже внес свою лепту: заявил, что я просто обязана представить им этого типа, и как можно быстрее. А я: да, конечно, я вам его представлю, и папе тоже, естественно, но в свое время, когда уже не отвертишься, а не в те мгновения, когда единственное, что я могла делать, — танцевать, кружиться от счастья, которое щекоткой растеклось по всему телу. Впрочем, зачем я буду и дальше тебя утомлять описанием? Проще говоря, пределы моего счастья уходили в бесконечность Вселенной. Угрожая взрывом сверхновой.
О проблемах я не вспоминала до следующего дня, на который у меня была запланирована встреча с Барбарой, а она — трудный орешек. Честно говоря, меня распирало желание поставить ее перед фактом, ткнуть мордой в то, что мы с Анхелем любим друг друга, собираемся пожениться и съехаться, и она в эту картину никак не вписывается, она — лишняя фигура на доске, которую нужно помножить на ноль. Мне очень хотелось вывалить на нее все и сразу, но это явно не было бы самым адекватным поступком, и я подумала, что лучше предварительно обговорить это с Анхелем. В тот день, когда он предложил пожениться, мы о Барбаре, само собой, даже не вспоминали, но теперь нам нужно трезво и спокойно обсудить положение. Передо мной стояла задача передать ее в руки Эвклида, да там и оставить — как можно дальше от нас, вплоть до самого дня ее отъезда. Документ находится у Анхеля, и черта с два итальянка его получит. Ни в коем случае. Так что я решила, что завтра о своем замужестве ни словечка не скажу и Эвклиду, иначе это сразу же станет главной темой. А поскольку он знать ничего не знает о Барбаре, ему ничто не помешает сболтнуть об этом при ней, спровоцировав крайне неудобную ситуацию — ни богу свечка, ни черту кочерга.
Как мы и договаривались, после заседания нашей группы мы с Эвклидом отправились на свидание с итальянкой. По дороге я взяла на себя труд очень кратко ввести его в тему. Она — журналистка, сейчас занимается кубинской литературой, сама я познакомилась с ней через Леонардо. Стоило мне назвать его имя, друг мой вытаращил на меня глаза. Я стала его успокаивать. «Волноваться не стоит, — сказала я, — на свете живут миллионы итальянцев и миллионы писателей, и то, что сблизило Лео и Барбару, — это, без всякого сомнения, литература, как раз на этой почве мы с ней и встречаемся: она хочет познакомиться с Чичи». Поскольку кризис сократил издание кубинских книг до минимума, узнавать новых авторов по их публикациям стало крайне затруднительно, вот почему Барбара разыскивает их лично. Потом она сама ему во всех подробностях расскажет о своем проекте, но, с моей точки зрения, для Чичи такой контакт может оказаться довольно интересным, и кто знает, не выльется ли это в публикацию его работ в Италии. Эвклид со мной согласился. Как ни крути, гораздо более предпочтительно получать деньги благородным трудом писателя, чем торговать жратвой на черном рынке.
Барбара уже ждала нас на углу Коппелии и, по своему обыкновению, едва нас завидела, заулыбалась всем телом, расцеловала меня в обе щеки, подняла пальчик, направив его на моего друга, произнесла «Эвклид» и подскочила к нему, чтобы запечатлеть и на его щеках традиционную пару поцелуев. Друг мой благосклонно принял лобзания, Не сумев избежать соблазна посвятить несколько секунд изучению декольте итальянки.
Признаюсь, это знакомство я устроила не без задней мысли, преследуя шкурный интерес, но правда и то, что есть такие знакомства, ценные сами по себе, и для Эвклида именно эта встреча стала лучом солнца посреди скучной рутины. Так что я уверена, что поступила правильно, и это греет мне душу.
В тот день мать-старушка сварила нам кофе, и мы долго беседовали, ожидая Чичи, писателя то есть. Барбара рассказывала о своем проекте, сообщила, что на родине у нее есть контакты с издательствами, заинтересованными в издании кубинской литературы. Европейские издатели, добавила она, прекрасно знают, что этот Остров богат на культуру, и желают познакомиться с творчеством нового поколения, рожденного после 1959-го, особенно в нынешние нелегкие для нас времена. В общем, удобный момент, чтобы открыть рынок для кубинцев. Ее описание ситуации Эвклиду не слишком понравилось, поскольку он отозвался комментарием, что всегда найдутся кошельки, готовые наполниться за счет чужих страданий. Но Барбара ничем не показала, что приняла это замечание на свой счет, склонилась к моему другу и заявила, что это — quid pro quo[5], что писатели, с которыми она уже успела поговорить, безумно желают публиковаться, где — неважно, а она — всего лишь посредник, дающий шанс. И с улыбкой подытожила: «Я — Христофор Колумб, а не испанская корона». Эвклид улыбнулся в ответ, не знаю уж, оттого ли, что его взору открылся поистине идеальный ракурс обзора на вырез ее блузки, или потому, что он с
