– И что это было? Два раза?
Я подняла глаза на настырного работника… и чуть с ума не сошла уже окончательно.
Передо мной стоял Санькин дед.
Григорий.
Вернулась память, и я его сразу узнала.
Он изменился.
В заповеднике дед, прежде всего, был воином. Суровым, но бесконечно заботливым.
Образованным и знающим.
А здесь увидела пожилого человека, явно хорошо пившего. Хулиганистого и задиристого. Наверное, любившего хоть в кабаках отвести душу и почесать кулаки. При этом равнодушного к изменениям в своей жизни. Объявили набор работников – он и поехал. Все равно куда.
– Деда… ты сейчас не поверишь, но я Санька…
А он меня схватил за горло.
– Сволочь мелкая! Как ты узнала?!
Я прошептала, не шевелясь:
– Деда… я же маг. Мне вернули память. Только что. Ты сам все слышал. Потому что за руку меня держал.
– У Саньки глаза голубые! Были! Волосы русые! Были!
Я прикрыла глаза и поменяла цвет радужки. На пересылке все учили изменения внешности, даже парни.
– Так лучше? – прохрипела ему.
Он замер. Но руки расслабил. Мне не хотелось делать ему больно. Освободиться не просто, все же подготовленный воин, но смогла бы.
– Я же маг, деда. Мою… душу успели перенести. Маги. Взрослые. Очень сильные. Сами ушли в другой мир. Помнишь, мы с тобой учили звезды? Миров очень-очень много. Но меня вернули сюда. И попрощались.
И тут подскочила тетя и врезала полотенцем ему по голове:
– Ах ты! Какого ХВОРОСТА ты делаешь?
Он прищурился и осмотрел тетю с ног до головы. Медленно. Кивнул.
– Догоняй, если решишься. Легко не будет.
Ухватил меня за руку, и мы побежали вдоль улицы.
Но тетю я успела осмотреть.
Вылечим. Долго, непросто. Не меньше недели. Но можно.
А пулю у него рядом с локтевым суставом вытащу вечером.
– Деда, – негромко спросила я, – пулю почему не убрал?
– Нельзя. По пуле могут найти.
– А… поняла.
Я даже по сторонам не смотрела, у деда своя игра с тетей, и не мне им мешать. Удивило, что Голос не оборвал связь. Если остановиться, я бы смогла с ней связаться, что вопреки всем правилам.
А так хотелось узнать, как наставницы, все ли в порядке. Как моя семья перенесла известие о моей гибели.
Улицы змеились передо нами, но дед вдруг затормозил перед ларьком:
– Мороженое будешь? Ты любила. Раньше.
– Буду! И тетя будет.
– Ладно.
Купил три стаканчика и помахал тете, выходившей из переулка. Показал, что мороженка ей, показал продавцу тетю, а мы не спеша пошли. Так, чтобы она видела, куда идем.
– Надюша, я забыла отключиться! – известил меня радостный Голос. – магистр сразу увидел и так на меня орал. Как раньше орал! С любовью! Про наставниц не знаю, они еще ползунки, но живы-здоровы. Родители решили остаться в Тобольске. А отправил огонек монах. И заболел.
– Заболел?
– Сильно заболел. Некрасиво. Магистр долго смотрел записи и его наказал. Все, прощай, Надежда!
И связь пропала.
Но мне стало гораздо легче.
Я доела мороженное и подняла глаза на деда.
– Пойдем, – просто сказал он.
И мы пошли.
«Ваше благородие…»
– вспомнилась мне песня.
А дед подхватил!
Надо же, что значит талант поэта. И время, и расстояние не помеха.
