«Скорее!» — услышала в глубине себя баронесса. Конечно, это был голос ее личного демона. Перехватив удобнее сумку, Элиз побежала. Выскочила из подъезда, перепрыгнула клумбу и юркнула в полутемную подворотню. С улицы уже доносился визг полицейских сирен. Тут же вспомнился Эшер. Правда тогда вой полицейских сирен разрывал ночную тишину и бежала она по темным безлюдным улицам — здесь день лишь приблизился к вечеру, на улицах немало прохожих, но Белоконная — улочка тихая.
Полицейский эрмимобиль, мигая красными огнями, появился слева. Элизабет сразу свернула направо, прошла метров сто и увидела, что в стареньком «Катране» за рулем сидит пожилой мужчина. Недолго думая, она открыла дверь эрмимобиля и села на свободное кресло рядом с незнакомцем.
— На Большую Павелецкую, пожалуйста, скорее! — попросила она.
— Да вы с ума сошли! Я не занимаюсь извозом! — он сердито глянул на нее из-под опущенной до бровей кепки.
— По-жа-луй-ста! — по слогам произнесла Элизабет и положила перед ним две сторублевых купюры.
Больше ни слова не говоря, мужчина в кепке тронул «Катран». Элизабет уже знала, что вежливая просьба, подкрепленная достойными купюрами, творит чудеса. Сильнее ее может быть только снятый с предохранителя остробой. Улыбнувшись, баронесса обернулась, чтобы проверить не увязались ли за ней полицейские.
* * *
То, что в темноте часто подстерегают неожиданности — эта аксиома, многократно подтвержденная моими жизнями. Вот и в этот раз она подтвердилась:
— Саша! — Ковалевская набросилась на меня, точно хищница и стала покрывать лицо поцелуями.
Мне было больно. Моя невеста в своем прекрасном порыве забыла о пулевой ране в боку, из которой Арти только что извлекла пулю. О других княгиня могла не знать. Боль, кольнувшую глубоко в бок под ребра, я тут же исключил из внимания и ответил Ковалевской шуткой:
— Ольга Борисовна, это точно ты⁈ — я разыграл сомнение, поскольку мои глаза не могли видеть, кто позволяет со мной столь приятные и одновременно болезненные вольности. Ковалевской не было свойственно столь бурной выражение чувств, а тут ее, видите ли, понесло.
— Дурак, еще! Нет, это Афина! Решила продолжить начатое в храме, — княгиня ущипнула меня за плечо, а потом впилась в мои губы. — Саш, ты все шутишь, а я очень испугалась. Думала, нас убьют, — отдышавшись, сказала она.
— Ваше сиятельство, шанс умереть есть всегда. Даже когда ты переходишь дорогу или едешь домой на эрмимобиле, просто в этот раз шанс был чуть выше, — я снова ответил шуткой, правда вовсе не смешной, если учесть, что пережила моя невеста. — Подожди минутку, я сделаю чуть светлее.
Выставив ладонь вперед, я выпустил небольшого светляка. Дал ему установку, опережать меня на 10 шагов. Сейчас торопиться не имело смысла: если ацтеки решать перехватить нас там, где подземный ход выбирается на поверхность, то они опередят нас в любом случае.
— И подожди еще, помолчи немного, — попросил я, закрывая глаза и запуская процесс исцеления, проходя вниманием неглубокое пулевое ранение и те неприятные дырочки, которые я получил раньше от дротиков.
В молчании мы простояли минут пять. Ковалевская с беспокойством прислушивалась к звукам сверху, я же не обращал на них внимания, зная, что мы в относительной безопасности. Но этот покой не продлиться долго.
— Так что там такого важного ты хотела сказать? — спросил я, вспомнив, как Ольга пыталась донести до меня что-то срочное в не очень подходящий момент.
— Ах, да. Не знаю, насколько это уместно говорить сейчас, все-таки у нас самих положение не очень, но… В общем, мне кажется, это очень важно и очень срочно, — Ольга подошла ближе к светляку, осветившим стены подземелья. — Ленская все-таки ответила. Увы сообщение пришло, когда этот негодяй, барон Кузьмин, вез меня через город к вимане, — продолжила княгиня. — В общем, у твоей актрисы серьезная беда, Саш. Какой-то там сценарист, который ухаживал за ней раньше, ее избил. Как я поняла, ударил несколько раз за то, что она отказалась принять его как своего мужчину. Она его все-таки выгнала, но он не угомонился. Теперь собирается забрать из театра в свой дом, может даже увезти в Рим или Лондон — он же иностранец. В общем, у нас с тобой большие проблемы, а у Светы беда и она очень напугана. Сразу скажу: Ленская не просила тебе это передавать и помощи она не просила, просто поделилась со мной страхами и болью, расплакалась в конце, а я даже не смогла ничего ответить — сам понимаешь, почему.
— Вот же сволочь! Этот сценарист, Артур Голдберг!.. — я вспомнил его высокомерную физиономию на стоянке возле театра, еще ярче оказались воспоминания, как он терся возле Ленской на сцене. Вспомнил я все и выматерился. — Знаю этого мерзавца! Ну, ублюдок! — мне даже жарко стало от мыслей, что происходит там со Светланой: — Зачем, зачем она связалась с ним⁈
— Это бессмысленный вопрос. Все мы можем делать ошибки, тем более, когда находимся в таком состоянии как она. Наверное, она думала тебя кем-то заменить на время. Так многие делают, хотя я это глупо, — высказалась Ковалевская. — Как я увидела, что ты снял с убитого эйхос, так сразу вспомнила о сообщение Ленской. Думай, как ей можно помочь. Это надо сделать поскорее, чтобы не случилось еще больше беды. Советую, набери прямо сейчас своего Торопова, — предложила Ольга, прислушиваясь к гулким звукам со стороны завала за моей спиной.
— Так бы и сделал, но есть серьезные проблемы. Отсюда в Россию сообщение может прилететь с большой задержкой. Конечно, не как из Британии, но все же. Вторая: я не помню номер Торопова — я вообще не помню ничьих номеров. Даже мамин не знаю, — я достал эйхос, включил его удерживая боковую пластину.
— Вот это уже стыдно, Елецкий! — возмутилась княгиня. — Как можно не знать номер мамы⁈ Я знаю номер твой, даже помню все три номера, которые у тебя были раньше. Знаю наизусть номера, еще некоторых важных для меня людей. А родителей
