отгоняя мурашки, вызванные прохладой в тени. Бриз овевал его, звуча шепотками десятков детей, смущенно долетающими до его ушей.
Он открыл глаза. Листва и трава замерли, отчего он растерялся.
Бриза не было.
Не было и шепота.
Странно. Он оглянулся на дом. Он, наверное, не заметил целую стайку цикад, или что-то такое.
– Мерритт!
Рывком развернувшись, он увидел темный силуэт человека, одетого в стильный серый костюм. Тот приближался к нему, приветственно подняв руку.
Он улыбнулся и пошел навстречу.
– Ты опоздал!
– Опоздал? – ответил Флетчер. – Ты живешь посреди богом забытого нигде и еще смеешь обвинять меня в опоздании? А ну покажи часы.
Мерритт похлопал себя по животу и вспомнил, что не надел жилет, а он никогда не брал часы, если не имелось жилета с карманом, куда их можно было положить.
Флетчер поднял брови.
– Что и требовалось доказать. – Он посмотрел через плечо Мерритта. – На вид… смирный.
Мерритт обнял его, с силой похлопав по спине.
– Так и есть, по большей части. Еще раз спасибо, что приехал. Мне нужно отвлечься от слов.
– А почитать мне можно?
– Только если устанешь от прочих наших увеселений. – Они двинулись к дому.
– Тогда да, – сказал Флетчер, – обязательно прочту.
Они добрались до дома; Бет развешивала белье, так что Мерритт представил ей Флетчера, который приподнял шляпу. В приемной портрет вытянул шею, чтобы получше рассмотреть гостя, прежде чем помахать ему.
– Так странно. – Флетчер наклонился поближе, чтобы изучить живой портрет.
Вниз по лестнице сошла Хюльда.
– Здравствуйте, мистер Портендорфер. Полагаю, вы хорошо добрались? Ваша комната готова. Если понадобится что-нибудь еще, обращайтесь ко мне или к мисс Тэйлор, нашей горничной.
Мерритт, закрыв входную дверь, посмотрел на Хюльду и обомлел.
Флетчер высказался за них обоих, заметив:
– Чудесно выглядите, миссис Ларкин.
На ней было новое платье, яркое, соломенного цвета, с узором из темно-бордовых роз и рукавами три четверти. В то время как все прочие ее платья застегивались по самый подбородок, у этого был широкий воротник, открывающий шею и ключицы. Волосы были убраны, как всегда, но… что-то в ней изменилось, и Мерритт никак не мог понять, что именно. Она как будто… светилась.
– И верно, – пробормотал он, и Флетчер с любопытством покосился на него.
– Спасибо, мистер Портендорфер. Боюсь, портниха что-то напутала с моим заказом, но платье село, так что жаловаться не буду. – Ее взгляд переместился на Мерритта. – Хорошие новости, мистер Фернсби: полагаю, я нашла второй источник магии в этом доме.
– Второй источник? – Флетчер задал свой вопрос в тот же миг, когда Мерритт выдавил:
– Вот как?
– Я обнаружила залежи турмалина в фундаменте дома. – Она широко улыбнулась, довольная своим достижением, и стала выглядеть еще привлекательнее. – Турмалин – это минерал, ассоциирующийся с охранными чарами. Уимбрел Хаус несколько десятилетий служил пристанищем некроманткам, спасавшимся из Салема; весьма вероятно, что некоторые из этих женщин обладали охранными чарами. Турмалин – идеальная субстанция для впитывания этой магии.
Он медленно кивнул:
– Звучит логично.
– Турмалин, значит? – Флетчер поставил свой чемодан. – Я слышал про такую вот связь драгоценных камней и магии. Моя матушка когда-то посещала врача, который использовал всякие минералы для лечения болезней, он говорил, они соответствуют разным видам магии. Я и слову его не верил.
Мерритт с трудом перенес свое внимание на Флетчера:
– Что-то такое припоминаю. А почему?
Тот пожал плечами:
– После единственного раза, когда я к нему сходил, у меня выступила сыпь. Ты не помнишь? Нам было по четырнадцать. Я два дня в школу не ходил, а когда вернулся, братья Барретты никак не могли оставить в покое мои «новые веснушки».
– Не помню, и как же досадно! – рассмеялся Мерритт. – У тебя та же комната, что и в прошлый раз; я очень хотел бы пожить с тобой вместе, но наша дражайшая экономка считает, что это недостаточно гостеприимно. Так что она временно выселила нашу горничную из ее комнаты. И слышать ни о чем другом не желает.
Флетчер снова подхватил свой чемодан.
– Какой прием. Давай-ка я его занесу, а потом ты мне покажешь, что тут сделал. – Он кивнул Хюльде, направляясь к лестнице. Мерритт пошел следом, пытаясь не пялиться на нее. Но он все равно смотрел, и через ее нос перекинулся бледно-розовый мостик румянца.
Однако прежде, чем Флетчер успел дотянуться до перил, лестница начала двигаться. Так же, как и пол, и стены, и потолок.
Мерритт чуть не завалился назад, когда пол стал подниматься, совсем как в тот раз, когда Оуэйн передвинул стул Хюльды в его кабинете. Вот только наклон становился гораздо круче и гораздо быстрее, и все половицы двигались одновременно.
Сумев удержаться на ногах, Мерритт съехал в дальний угол между портретом и дверью. Прижавшись спиной к стене, он понял, что вся комната вращалась.
– Оуэйн! – заорал Мерритт. – У нас же гости!
Но это заявление лишь заставило призрачного волшебника приложить еще больше магии, и комната вздыбилась на полные сорок пять градусов, Флетчер выронил чемодан, который улетел в столовую, и ухватился за перила обеими руками. Хюльда вскрикнула, споткнулась и упала в сторону двери.
Оттолкнувшись от стены, Мерритт сумел обхватить ее за талию, прежде чем она ударилась. От столкновения ее очки сползли на самый кончик носа.
Но Оуэйн еще не закончил. Комната наклонилась на пятьдесят градусов, на пятьдесят пять, на шестьдесят…
Гравитация вновь впечатала Мерритта в угол возле портрета. Он продолжал держать Хюльду, так что она, в свою очередь, врезалась в него. Он уперся одной ногой в дверной косяк, чтобы устоять на месте.
– Не бойтесь, миссис Ларкин! – Он улыбался, несмотря на то, что комната продолжала вращаться. – Может, через минутку мы сумеем выскользнуть в неподвижную комнату.
Флетчер что-то прокричал. В окне появилось лицо Бет, но было трудно открыть дверь, расположенную под углом и продолжающую поворачиваться. Комната поднялась уже настолько, что Хюльда практически лежала на нем, и его тело будто зажигалось там, где она к нему прижималась: мягкая под этим новым платьем, твердая там, где под ним скрывался корсет.
Он ожидал, что она станет ругать дом – Оуэйн прислушивался к ней, как ни к кому другому, – но вместо этого она уставилась на него: щеки этого прелестного розового оттенка, очки едва держатся, изящный локон лежит на шее.
Они добрались до девяноста градусов, когда она моргнула, будто проснувшись, и уперлась обеими руками в его грудь – против чего он совсем не возражал – и постаралась подняться, насколько могла, учитывая обстоятельства.
– Оуэйн Мансель! Я все еще могу запереть тебя в библиотеке!
Дом вокруг них, казалось, вздохнул. А
