как становится душой общества, веселый, насмешливый, непутевый Жо.
«Да, Жо не дурак выпить. Не хлебнул ли он часом своего любимого грога, прежде чем отправиться на охоту?» — «Чего не знаю, того не знаю, нья Жожа. Но что-то никто мне об этом не говорил». — «А как наказали Жо за убийство Пидрина?» — «Дело разбирали в суде и осудили Жо условно, а потом взяли на поруки. Решили, что Пидрин был сам виноват. У Жо оказался свидетель, который это подтвердил».
Я замолк, и тетушка Жожа глубоко задумалась.
Я уже говорил, что Жо давным-давно исчез из нашего поля зрения и, когда он вошел, поздоровался со всеми и принялся, как обычно, злословить, все сразу оживились.
А где же Мариазинья? Мими Жоана и Дулсе Рибейро ревнивыми глазами следили за ними обоими. Столько дурочек за ним бегает, а он и внимания не обращает! Мариазинья сказала Жо, что собирается провести отпуск в Европе. И он тут же принялся изводить ее: «Деточка, место чернокожего, место африканца — здесь, в Африке, на своей земле». — «Жо, перестань грубить, ты просто невыносим! — Она сделала предостерегающий жест. — Надо бы тебе пить поменьше». Но у Жо, как известно, ни стыда, ни совести, и он с лукавым видом парирует удар. «Чем стыдить меня, лучше поцелуй. Впрочем, если тебе нравится, можешь как угодно обзывать меня, брань на вороту не виснет. Как стемнеет, нам с тобой будет совсем хорошо, ведь в темноте нас не видно». — «Как ты можешь считать себя африканцем, если кожа у тебя белая? Пусть уж это звание останется за мной». — «Ну и сказанула! Это я-то белый? Мне такого и во сне не снилось». Мариазинья снова сразила его. Но Жо не признает себя побежденным и заливается смехом. Он хочет, чтобы его считали черным, или, как принято теперь говорить, африканцем, — и наконец находит неопровержимое доказательство: «Погляди-ка, дурочка, на мои волосы». Волосы у Жозе Ваза короткие, скорее светлые, чем темные, мелко вьющиеся — не прямые и не волнистые — и стоят торчком. Однажды, когда он еще учился на юридическом факультете, какой-то студент воткнул ему в волосы огромный железный грубо сработанный гребень, привезенный родственником из Соединенных Штатов, но Жо с презрением отбросил этот гребень, и зря: такие волосы только гребнем и расчешешь. Как бы то ни было, инженер Жозе Ваз хочет, чтобы его считали африканцем. Родина Жо — Острова Зеленого Мыса, там он родился и вырос, там окончил лицей. В крови у него небольшая примесь негритянской крови, с первого взгляда и не определишь, что он мулат. Но Жозе Ваз хочет, чтобы его считали африканцем. Он не желает быть хуже других. Жо часто цитирует высказывания Лумумбы, Сартра, Фанона и других сторонников теории негритюда. Фанон для него — высший авторитет. Стоит кому-нибудь начать разговор о Сенгоре, Жо тут же прерывает собеседника: «А вы знаете, что говорит Фанон? Деколонизация — всегда насильственный процесс». А если ему случится оказаться среди интеллигентов, вы непременно услышите: «Знаете, Фанон считает, что в данный момент самой насущной проблемой для африканской интеллигенции является формирование нации».
«Так, значит, существует свидетель гибели Пидрина?» — «Да, это Жижи. Правда, он был тогда под хмельком, но, тетушка Жожа, даже если Жижи навеселе, он никогда не теряет способности соображать. Жижи был приятелем и Пидрина, и Жо. Но на суде он всячески выгораживал Жо». — «А у Пидрина остались дети?» — «Ну, были ли у Пидрина дети или нет, один он мог это знать. Ведь Пидрин был холостяком». — «Подумать только, Пидрин — холостяк. А уж как он всегда увивался за женщинами! Правильно говорят, судьба жестоко смеется над человеком». — «Должно быть, потому он и не женился, что слишком любил женщин, нья Жожа. Хранить верность одной-единственной, вероятно, казалось ему скучным. О Пидрине ходили разные слухи. Конечно, болтали много лишнего. Особенно когда заходила речь о странных обстоятельствах его гибели. Жо в то время ухаживал за одной девушкой и хотел на ней жениться. Она была дочерью военного, славная такая, стройная, как стебель маиса. Поговаривали, будто и Пидрин тоже приволокнулся за ней и якобы между ними даже что-то было». — «Стало быть, Жо совершил преднамеренное убийство?» — «Доказать это, конечно, никто не может. Злые языки утверждали, будто он намеренно убил Пидрина. Жо испугался не на шутку и решил оградить себя от наветов. А не то ему бы худо пришлось. Угодил бы на каторгу, и еще не известно, вернулся ли бы он оттуда живой. Мне кажется, Жо не способен застрелить человека из ревности, хотя быть уверенным ни в чем нельзя». — «По-моему, Жо ни за что бы этого не сделал. Он хороший парень. Хотя бывает иной раз, сама жизнь толкает человека на преступление». — «То-то и оно. А в порыве ревности можно черт знает что натворить. Можешь и убить, сам того не желая». — «Ах ты, господи, страсти какие! Вот уж воистину судьба каждого в руках божьих». — «Разговоры о гибели Пидрина еще и теперь не смолкли». — «И что же говорят?» — «Никто не верит». — «Что Жо невиновен?» — «Вот именно». — «Да, жизнь каждого из нас окутана тайной. Один господь знает все про всех, а мы — только про свою жизнь».
Жо — зеленомысец и хочет, чтобы все считали его африканцем. Кожа у него белая, волосы светлые, глаза голубые, черты лица тонкие, и, попав на солнце, Жо мгновенно становится красным, как вареный рак. Но волосы у него короткие, мелко вьющиеся и стоят торчком — единственное доказательство его принадлежности к черной расе. Куда бы Жозе Ваз ни пришел, повсюду начинается веселье. Он ни на шаг не отходит от Мариазиньи. От Мариазиньи или какой-нибудь другой девушки — это смотря по обстоятельствам. Антонио Марта, впрочем, он любит себя именовать доктором Антонио Марта, но многие сомневаются, так ли это, хотя он и главный редактор газеты «Диарио де Ангола», так этот Антонио Марта терпеть не может Жо и числит его среди неблагонадежных. Жо чувствует эту неприязнь, но виду не подает. Предположим теперь, что отношение Марты к Жозе Вазу разделяет Томазиньо Медейрос из Государственного архива. Но тут существует большое различие. У Марты — рыбья кровь, это всем известно. А Томазиньо — ни рыба ни мясо. Точнее, рыба для одних, мясо для других, у него ко всякому свой подход. Бессовестный Жо не щадит его, потому что знает — уж он-то, конечно, знает, — что Томас Медейрос частенько жертвует своими убеждениями ради выгоды. Томазиньо
