Глава 23
Мама приехала незадолго до родов, когда я буквально с ума сходила, так вымучил меня этот вредный… плод. Я специально напросилась на внеплановый прием, где врач назвала Левушку плодом и сказала, что он в полном порядке. А я точно была не в порядке — уже больше недели практически не спала, так… разве что урывками. Казалось, сейчас он отрывался на мне за всю мою спокойную беременность, потому что ни токсикоза, ни отеков, ни даже пигментации на лице, как с Яной, у меня почти и не было. Изо всех беременных неприятностей — только тот обморок, но и в нем я винила исключительно страшную пустынную жару. А бесконечные слезы списывала на нервы, расшатанные всем, что было связано с разводом.
Но сейчас мой Лев только что не рычал — ворочался, переваливался… живот перекашивало то в одну, то в другую сторону. Иначе чем «плодом» и называть его сейчас не хотелось — я смертельно устала, от недосыпа пошатывало и водило, так что сон я старалась добирать хотя бы понемногу днем, сидя в кресле.
Мама в панике вызвала врача и меня за неделю до срока упекли в больницу, в самую лучшую палату, разумеется. Наблюдали, опасаясь обвития пуповиной и чем-то поили, чтобы Лев не так сильно свирепел. Что-то даже кололи и ждали срока, а потом и еще три дня, но искусственно роды не вызывали. Мальчики будто бы такие — могут немного лениться и рождаются только тогда, когда другого выхода у них просто не остается.
Четыре двести. Пятьдесят шесть. Восьмерка по шкале АПГАР… а почему не десять, если нехороших отклонений нет?
— За границей девятки и десятки ставят смело, а наши, наверное, боятся сглазить ребенка, — шутила медсестра.
Первый раз мне принесли Левушку туго спеленатого полностью — с головкой. Я осторожненько раскрутила его и выпустила на свободу крохотные суетливые ручки. Малыш спал, под веками так же суетились глазки — парадоксальная фаза сна у младенцев, сопровождающаяся движением глаз — я читала про это. Потом это пройдет, и он станет спать и крепче, и спокойнее. Залюбовалась сыном — немного страшненьким, пока еще отечным и сморщенным. А вот Яна сразу была хорошенькой…
— Еще раз так сделаешь…! — сердилась медсестра, — толстая пеленка шейку ему держит. Дома делай все, что в голову взбредет, а тут я их по-двое таскаю, хочется чтобы в сохранности… Сиську лучше готовь!
— Молоко еще не подошло, — оправдывалась я.
— Прикладывай… мужичок все вытянет, они поесть любят.
Из роддома меня встречали мама, Марина и Саня. Ему и вручили ребенка:
— Держи, батя, понятно теперь в кого такой богатырь удался! — поменяла медсестра сверток в своих руках на букет и пакет с благодарными презентами.
— Я потом буду крестным батей, — не согласился Саня, зыркнув на меня и осторожно принимая на руки Льва.
— А тогда настоящего куда дели? — сурово спрашивала медсестра.
— Деньги зарабатывает, как и положено мужику, — уверенно объяснила ей мама.
Она купила внуку коляску, кроватку-манеж и еще кучу всего. Я потом все очень подробно и основательно рассмотрела и одобрила — сама не выбрала бы лучше. А еще она передала мне подарок от Джаухара по случаю рождения ребенка — изумительной красоты серьги с рубинами.
— Мам, а вот это точно лишние траты. Ну куда я их такие надену? — рассматривала я украшения — вычурные, богатые, массивные. И рубины в них, скорее всего, были натуральными.
— Приедешь к нам в гости и наденешь, ему будет приятно. Там принято одаривать за ребенка и в основном — золотом. А матерям после родов дарят рубины. Здесь, на Урале тоже полно легенд о камнях. У каждого будто бы свое свойство, у рубина — кровоостанавливающее. Вот и давай… залечивай свои разрывы, примерь, — шутила она, — или это все потом… покажи мне скорее внука, проснулся уже — сопит.
— Так вот ты какой…Хафс, Хафсик, Хафсюшечка, — рассматривала мама крохотного страшненького человечка с тонкими ножками и сильно выдающимися половыми признаками, которого мы положили пока на большой кровати. Я вытаращила на нее глаза… не до такой степени он и страшный!
— По-арабски это значит — львенок, — авторитетно объяснила мама, — Джаухар сказал, что имя твоего сына на их языке — Аббас. Но это взрослое имя и взрослый, сильный Лев, а пока что он Хафс — львенок. Такой мальчик здоровенький, кость крепкая, крупная… Отец как вообще — внешне? — скосила она на меня глаза.
— Да… высокий, крепкий, темные волосы и нос… Нос крупный, а так — да… наверное, приятный, — так же осторожно покосилась на нее я. И улыбнулась, потому что вспомнила свои мысли тогда — рожать от носатого я точно не собиралась. Неприятных ассоциаций при мысли о нем, как о мужчине, никогда не возникало. Конечно, вспоминалась иногда та его чуть небрежная и такая… естественная нежность, умелые и ласковые мужские руки и губы… Я не знала — почему, но Вадим так не вспоминался. Вначале это было просто больно, а потом… тоскливо. Да я вообще гнала из головы всякие мысли о сексе — по разным причинам. И одной из них было то, что может, мне никогда больше и не придется испытать ничего такого, так зачем травить душу? Вот и сейчас стало неудобно и неловко, захотелось, чтобы этого разговора с мамой вообще не было.
— Пускай это будет только мой сын, мама. Давай не будем вспоминать его отца? Человек он, наверное, неплохой и ничем меня не обидел, а может даже и помог — еще неизвестно, куда бы я вляпалась в своем угаре. А может Левушка вообще будет больше похож на меня или нашего папу. Я запишу его отчество.
Крохотная кнопочка носика моего мальчика точно не напоминала выдающуюся часть лица носатого. А может это только пока, а потом я очень сильно пожалею, что даже не попыталась узнать имя мужчины — когда мальчику захочется своего папу. Хотя… он ведь тоже не искал меня?
Мама уехала через месяц, когда у нас установился и полностью наладился режим — сна, кормления, моего отдыха и работы. Она тепло прощалась с Мариной и сильно хвалила Саню, которого знала с рождения. Чуть не расплакалась, прощаясь с Янкой и обещала приехать к нам опять и очень скоро — месяца через три. Саня отвез ее на вокзал к поезду. Больше никаких гостей я не ожидала — некого было, но случилось…
Левушке тогда уже исполнилось два месяца. Он поправился, посветлел, части тела стали более соразмерными — незаметно становился очень даже симпатичный мальчиком. Какое-то время мы жили уже только втроем — я и дети, а Марина работала хозяйкой туристического лагеря, аниматором, кухаркой и Бог знает кем еще.
— Ты что — серьезно думаешь, что я тут ломлю за всех? Брось! Важно уметь все грамотно организовать. Мы тут все вместе пашем, и клиенты тоже, кстати. А у Сани вообще — золотые руки, — докладывала веселая и довольная Маринка, — вот остальные мужики и тянутся доказать, что они не хуже. Ксюша, все хорошо… я стеснялась, конечно, но Саня всегда рядом, а больше ничего и не нужно… Ну, все! Давай, целуй за меня Льва… в обкаканную попку.
— Обижаешь, злая тетя? Попа наша чистая и уже даже толстая…
Я отложила тогда телефон и живо так представила — девушка с изувеченным лицом выходит, чтобы представиться незнакомым людям. Другие женщины, конечно, чувствуют себя при этом комфортно — в любом случае на ее фоне они выглядят лучше. Мужчины? Посматривают, оценивают все остальное, кроме лица и в их глазах может быть что угодно — сожаление, жалость, даже насмешка. И тут Саня — пускай и не плейбой, как Слав, но большой и сильный, симпатичный и заботливый. И так смотрит на Маришку, что сразу ясно — она лучше всех. Касается ее, тянется постоянно… ручищами своими и кажется даже душой. Когда они рядом, все настолько однозначно и понятно! Но на ее месте и я бы не стала хвастаться по телефону и рассказывать подробности личных отношений.
