хватало. Я хотел большего, чего-то за рамками обыкновения. Но стоило мне начинать делать то, что от меня не требовали, как все рушилось. Все вокруг были против того, что я делаю, ибо так было не принято, да и перспектив у такого дела мало. Только проблем наберешь. Но я смог решиться. Выбраться из этого узкого круга возможностей. Мне хотелось доказать всем на что я способен! Показать свою ценность! Но мысли, посетившие меня в тот момент… были ужасны. Я не сделал того, что задумал. Просто ушел. Оставил все там. Теперь меня ничего не удерживает и не останавливает. Хотя сейчас я уже даже не знаю хорошо ли это. Я будто все еще пытаюсь кому-то что-то доказать.
Я решил раскрыться этому человеку. Подумал, что он настолько закрыт, потому что не доверяет мне. Опыт подтверждал эту теорию. Так что, закончив монолог, я не взглянул на него, не сделал это побуждением к действию, а лишь повернул голову и стал рассматривать пейзажи, которые уже другой десяток минут не менялись. Это не делало их хуже, просто заставляло изредка отворачиваться, чтобы забыть их, а потом снова наслаждаться. Ночной воздух радовал обоняние. Правда, он был бы ещё слаще, пройди дождь, а так, он был слегка суховат. Но холод близящегося сезона, который мне, по-видимому, придется провести здесь, освежал. Не то чтобы я был против, нет, но для начала мне предстояло выжить.
— Я больше ни для чего не гожусь, — сказал Хауз.
— А?
— Ты спросил: «Что для тебя эта работа?»
— Считаешь, что это единственное на что ты способен?
— Наверно, — ответил Хауз после паузы.
— А как же ящеры? Мне кажется, ты был бы отличным смотрителем, — сказал я, вспоминая недавнее действо и наблюдая за Дэрри, активно перебирающего лапами.
— Это не мой свисток, — сказал Хауз. — Он принадлежал моему брату. Он был… хотел быть смотрителем… как отец, — он прервался на мгновение. — Я ненавидел ящеров… Считал их… низшей ступенью живых существ. Пока он не сводил меня на поля, — он… улыбнулся? — Все еще помню его лицо, когда он забрался на шею того гада, ха-ха! Теперь же… Мне сложно на них смотреть. В каждой зеленой морде я вижу его лицо… — закончил Хауз и замолчал, уйдя куда-то в себя.
— Как, — аккуратно начал я, — как его звали?
Хауз поднял глаза на ящера, бегущего перед нами, и ответил:
— Дэрриэл.
8
Шаг — хруст, шаг — скрежет, шаг — скрип. Сапоги ступали по камням, изредка попадали в лужи и цеплялись за обломки. Звуки разносились эхом по стенам пещеры. Тьма поглощала. Всматриваясь в очередной поворот, казалось, что это бесконечный лабиринт.
— Пусто, — сказал Арата, — абсолютно пусто! Ни одной живой души!
— Да, это странно.
Аркус шёл впереди, держа в руке горящий корешок книги. Света было достаточно, чтобы смотреть под ноги и друг на друга. Следом за шагами, за спиной иногда раздавались металлические удары копья о каменную гладь.
— Нет ли возможности отследить Сати? Или Эрла? — спросил Арата.
— Даже если есть, почему мы, по-твоему, ходим тут уже столько часов? — ответил Аркус и сделал очередную отметку на стене. — Это бессмысленно. Только усугубим положение, если попытаемся.
Арата не до конца понял ответ, но, кажется, он его устроил.
— Одним словом — слишком рискованно, — все же закончил Аркус.
— Ты говорил, что это очень сложная сигда, и маг, который ее активировал, вероятно, в такой же степени силен.
— Да. К чему это?
— Если мы все же его тут найдем, ты…
— Смогу ли я его одолеть? — предугадав вопрос, сказал Аркус. — Думаю, да. Какой бы сложной ни была сигда, все это лишь означает, что противник обладает большим запасом маны, что, несомненно, позволяет ему активировать подобные сигды. Но в магической дуэли решает скорость и знания, а не количество маны. А вспоминая наш разговор, он скорее всего истощен.
— До сих пор? Столько времени прошло, — озвучил наконец Арата возникшие у него тогда мысли.
— Да. Использование сложных сигд часто приводит к проблемам со здоровьем, как взаимодействие с реактивами у алхимиков. А если ты самоуверенный идиот, непонимающий, как это работает, то скорее всего заработаешь вьюгу и умрешь. Не удивительно, что даже с его силами он нарушил циркуляцию маны. Такое пол жизни лечат!
Арате, вроде, стало все ясно, и тот перестал волноваться, ведь так-то еще изначально он был уверен в способностях Аркуса. Однако, чтобы окончательно поставить точку в этом вопросе, Аркус добавил:
— В крайнем случае, использую свой козырь.
Козырь — то, что он прятал от всех, то, что скрывалось под замшевыми перчатками, то, что он так упорно тренировал в полном одиночестве на военных площадках.
Разговор прекратился. Напарники и дальше шли по пещерам и шахтам. Нужно было максимально сосредоточиться на звуках. В полной тишине любой лишний треск мог что-то значить. Поэтому Арата, как и Аркус, старался ступать по полу как можно мягче, чтобы не создавать лишнего шума. Это было так же полезно, потому что они, все же, хотели остаться незамеченными. Однако теперь, после громкой беседы, понадобилось время, чтобы снова привыкнуть к глуши и понять, что скрежет сапог слишком громкий.
Они прибыли сюда ещё на заходе солнца, что сейчас происходило гораздо раньше, и бродили под горой вот уже пять часов, что в этих замкнутых стенах, казалось вечностью… Оба, и Аркус, и Арата жутко устали. Им даже пришлось сделать привал на очередной развилке. Склепанная из досок шахтерская скамейка и остаток кострища послужили им неплохую службу скрасив ожидание. Они не предполагали, что все может затянуться настолько сильно. Арата уже успел несколько раз пожалеть, что не взял с собой воды. Та, что скопилась в некоторых местах шахты, хоть и была очищена сигдой и, в теории, здоровой, все еще имела неприятный металлический привкус. Аркус же напротив, не проявлял никаких признаков усталости и лишь продолжал делать отметки на стенах. Удивительно сколько раз они уже возвращались к старым меткам, на некоторых развилках красовалось уже по три пары параллельных линий. Подземные лабиринты Ксилл действительно ужасали.
И вот, миновав очередной поворот и ознаменовав это звонким скрежетом мела, спустя десяток шагов, сапог задел камень, который улетел во тьму и упал со звонким эхом. Аркус вскинул руку. Он повернулся к замершему Арате, который уже схватился за копьё. Оба они поняли друг друга и пошли дальше, делая шаги еще тише. Арата крепко держался за рукоять, Аркус приглушил свет. Тьма становилась больше, гуще и в каком-то смысле сильнее. Стены растворились и превратились в сплошной туман. Света хватало
