НЕВЕЛИКИЙ ПЕРЕЛОМПерелом в истории русского кино случился почти одновременно с великим социальным переломом — в начале 1918 года, когда лучшие силы этого самого кино во главе с Ханжонковым волею случая оказались в Крыму.
В конце января оттуда пришли первые известия о завершении фильма-шедевра «Отец Сергий», где соединились талант Льва Толстого, мастерство режиссёра Протазанова, а заодно усилия артистов во главе с Мозжухиным. Даже на фоне революции и фактического распада страны восторженные зрители с нетерпением ждали этого фильма — и, дождавшись, разразились бурей похвал. Однако съёмочной группе от этого было мало толка: у неё не было ни денег, ни плёнки, а покинуть Крым она не могла, поскольку сообщение с центром страны было прервано.
«В самом начале января, — пишет Ханжонков, — стали распространяться слухи о приближении Красной армии к нашему полуострову, а в половине января эти слухи подтвердились... После прихода красных у нас была возможность спокойно работать». Конечно, это писалось с расчётом на советских читателей (и цензоров) — с установлением советской власти у киношников не появилось ни плёнки, ни денег. К тому же очень скоро, после заключения Брестского мира, Крым заняли немцы.
Тем временем 17 февраля в московском кинотеатре Ханжонкова на Триумфальной площади состоялось собрание киноработников по вопросу организации творческого союза. Присутствовало 302 человека, в том числе кинорежиссёры Чайковский, Протазанов, Перестиани, Висковский, Сабинский, Уральский, Анчаров и др. (Дранкова не было). Была масса артистов, все операторы, рабочие, служащие ателье. Проголосовали почти единогласно: «Признаем необходимость в настоящее время объединиться против действий пяти человек, действующих от имени нас», и т. д. Эти пять человек были: Гардин, Шнейдер, Ильин, Гольдберг и Ахромович.
Не особенно веря в возможности нового союза, а заодно и в прочность большевистской власти, многие актёры и режиссёры стремились прочь из голодных и холодных столиц (в марте 1918-го прежняя столица, Петроград, уступила этот статус Москве). А в январе киногазета «Зритель» сообщила, что Вера Холодная вместе с Руничем собираются в Берлин — на гастроли. Из этого, впрочем, ничего не вышло, и в феврале актриса с верным Руничем и другими «ханжонковцами» уехала сниматься в Одессу — как потом оказалось, навстречу смерти...
Тем временем кино в России продолжали снимать — но кино это было, сообразно времени и вкуса публики, то мрачным, то разухабисто-жутким. Один из рецензентов апрельской «Кино-газеты» (№ 3) остроумно пишет: «Если бы не было сегодня дьявола, он был бы готов к воскресению именно сейчас и именно в кинематографе. Вот уж подлинное царство сатаны: у Гардина “Ток ядовитой любви”, у Харитонова “Потомок дьявола”, у Ермольева “Сатана ликующий”, у Биофильма “Скерцо дьявола”, у Козловского и Юрьева “Сын страны, где царство мрака”, в Нептуне выйдет “Дети Сатаны” (по Пшибышевскому), Ханжонков обещает “Печаль Сатаны” и т.д.».
А вот письмо в редакцию той же «Кино-газеты»: «Прошу довести до сведения всех пожелавших вступить в мою студию кинематографии»... ввиду исключительно тяжёлого положения в связи с переживаемым нами моментом... начало занятий временно откладывается... П. И. Чардынин».
Жизнь в Москве становилась всё более опасной, ходили слухи один страшнее другого. «Безобразничали» не только простые бандиты, но и идейные анархисты, пока в конце марта их не разоружили — с пальбой и взрывами прямо в центре города. В эти дни кинематограф остался почти без публики, на сеансы рисковало приходить не более трёх-пяти человек. Но очень скоро залы опять наполнились — советская власть укрепилась, и в город хлынули её сторонники: красноармейцы, матросы, вселившиеся в «уплотнённые» квартиры рабочие... Все они охотно посещали «иллюзионы», где теперь яблоку было негде упасть.
Газеты со вкусом описывали эту картину: «Дикие очереди у касс, давки и драки у входа в зал... Заплёванный пол с неизбежной шелухой от семечек и окурками... Всё это заметно отталкивает от кино т. н. чистую публику... Та разношёрстная толпа, которая сейчас является ценителем киноискусства, требует простых и несложных сюжетов... Идеал: детективные драмы. Да, конечно, в некотором роде это есть упрощение. Есть отступление. Но надо, тем не менее, бросать в толпу идею нравственности и бодрости духа...»
Подогретая вниманием публики кинодеятельность заметно ожила. В июле 1918 года «Кино-газета» (№ 32) сообщала:
«Ателье И. Н. Ермольева: Закончен постройкой собственный павильон на Ялте...
Ателье М. С. Трофимова: В разгаре съёмки картины “Бог и сатана”. Особенно грандиозно поставлен бал, который снимался в течение трёх дней и.д.
Ателье “А. Ханжонков и К”: В состав группы приглашён В. А. Максимов...
Другое: приглашённый в качестве режиссёра В. В. Старевич ставит цикл картин по Гоголю.
В ближайшее время в Москве открывается кинематографическая студия “Творчество”...»
Однако довольно скоро зрительский ажиотаж спал. Билеты продавались всё хуже: советские деньги быстро обесценивались, продукты исчезли, начался голод. К тому же и в Москве, и в Петрограде снова поползло вверх количество грабежей... Обывателей пугал и нарастающий «красный террор». Многие, в том числе и киношники, покидали столицы, стремились на Украину, на Юг, а то и сразу за границу. Крымские газеты сообщали: «В конце лета у нас появилось ещё четверо кинопредпринимателей: Харитонов, Трофимов, Ермольев и Френкель. Ермольев купил земельный участок и начал срочные работы по устройству всего необходимого для съёмки».
Осенью всё ещё были на месте: ателье И. Ермольева, ателье «Русь» М. Трофимова (там А. Санин ставил по сценарию модного писателя Евгения Чирикова знаменитые «Девьи горы») и Кинема-Театр А. Ханжонкова, где вышли 15 фильмов — в том числе три ленты Старевича из гоголевского цикла («Вий», «Пропавшая грамота» и «Майская ночь»).
Хотя Крым находился под контролем немцев, а потом (с ноября 1918-го) войск Антанты, снятые там фильмы без проблем доставлялись в города Советской России и показывались там. Правда, уже осенью многие из приезжих стали покидать Крым, где усилилась активность белой контрразведки. Начались аресты, даже расстрелы.
...И вдруг нечто забавное: в № 3 газеты «Вечерняя жизнь» некто в отделе «Кинематограф», упрекая русские фильмы в излишней психологичности, предлагал брать пример с фильмов американских, где масса действия и необычайные сюжеты. В редакцию «Кино-газеты» (№ 47) был доставлен сценарий «Любовь и кровь» — первая попытка перехода от «излишней психологичности» к богатству действия. Вот он (по прочтении вы удивитесь имени автора!):
«Любовь и кровь». Американская кинодрама Жила-была Вэра Дочь миллиардера От скуки носившая брюки... И жил Джон Броун Акробат и клоун: В нём замечательно было одно: Вместо двери ходил он в окно: Джон Был в Вэру влюблён. А Вэра В Джона без меры... Ругали Вэру отец и мать, Запретили Вэре Гулять в сквере И решила Вэра удрать... Взяла мотоциклет И Вэры нет: Поехала искать Джона. Но отец не пожалел мильона И послал за ней Пинкертона. А пока Вэра на бегу; Джон ест у Донона рагу... Он съел и полез в окно, Не зная, что ему суждено, Но тут удирая ретиво От детектива Вэра разбила окно Донона И задавила Джона... Увидев, чем кончились шашни, Вэра сказала: «Шалишь!» Поехала в Париж И прыгнула с Эйфелевой башни.
Эту остроумную чушь сочинил юный Василий Иванович Лебедев — тогда ещё не Кумач. Каково!
