class="p">Аслан неожиданно произнёс:
– Слышите?
Питер встревоженно огляделся.
– Да, слышу.
– Там, – сказал Аслан, указывая на холм, за которым минут двадцать назад скрылось несколько телег с людьми и подвод с их скарбом.
– В машину, – скомандовал Жак, и Прелати с внучкой беспрекословно забрались в солнечные сани. Аслан, сидевший на водительском месте, снова стартовал так резко, что пассажиры едва не повалились друг на друга. Как выяснилось буквально несколько секунд спустя, такая спешка была вполне оправдана.
За холмом, на пыльной едва обозначенной колее Северного тракта, имел место обычный, совершенно банальный дорожный разбой. Жертвы его, несколько почтенных семей, что выехали из Парижа ранним утром, состояли главным образом из женщин, стариков и детей; насколько Питер успел разглядеть, мужчин там не было или было очень мало. А вот среди нападавших мужчины были. Собственно, они все были мужчинами – с хозяйским покрикиванием стаскивавшие городских с телег и копавшиеся в их добре. Одеты разбойники были как полагается – то есть во что попало, и вооружение их составляли в основном длинные ножи или топоры.
Питера увидели не сразу, он успел приблизиться, вытянув саблю на бегу. Учёный уже раскручивал оружие, уже наметил себе первого противника, с которого начнётся пляска смерти – сутулый рыжебородый тип с двумя топорами, один за поясом, а второй в руке; судя по тому, как он его держал, его надо было опасаться больше всего.
Но драки не вышло.
Грабители, увидев Питера, мгновенно побросали всё, что у них было в руках, и врассыпную помчались к ближайшему подлеску. Питер добежал до телег, увидел попрятавшихся под ними женщин и детей, и, наконец, догадался обернуться. Ну конечно.
Аслан не стал выскакивать с саблей наголо, а просто поехал вслед за ним, не спеша. Именно вид саней (аж двух) разогнал грабителей. Питер вздохнул, вложил саблю в ножны и заглянул под телегу.
– Не бойтесь, – как можно более миролюбиво сказал он. – Мы вас не тронем.
Через минуту из-под телеги выбралась женщина, в которой явно угадывалась дама из общества: платье, хоть и всё в пыли, было дорогим, а сбившийся набок капор был даже щегольским.
– Уберите вашу адскую повозку, – сказала она высокомерно. – Лошадей пугаете.
И пошла как ни в чем не бывало, вытаскивая из под телег и из канавы у дороги своих попутчиков, одного за другим. Выяснилось, что мужчины в обозе были, а некоторые даже были вооружены. Питер стоял и смотрел, как возничие и пассажиры неумело, но очень энергично отвлекают и успокаивают лошадей, забрасывают вещи обратно на подводы и потихоньку трогаются, один за одним.
– Смотри, – вдруг сказал Аслан. Он выбрался из кабины и стоял рядом с ним.
Навстречу спасённому от грабителей обозу шагала большая нестройная колонна. Судя по одежде, это были деревенские жители, почти все они шли пешком, лишь некоторые ехали на ослах или мулах. Тележки, котомки, наплечные мешки, усталые лица – и странные, нехорошо горящие глаза. В отличие от горожан, они совершенно не испугались солнечных саней, напротив, разглядывали чудную повозку с любопытством и одобрением.
– Эй, господин хороший, – обратился к Питеру весёлый мужичок с небольшим мешком за плечами. В мешке сидел, точнее, стоял ребёнок и сосредоточенно сосал грязный палец. – Далеко до городу-то ещё?
– Двенадцать лье, – сказал Аслан вместо Питера. Мужичок с лёгким удивлением посмотрел на него, поблагодарил и пошёл дальше. Больше с ними никто не разговаривал, поток людей иссяк через минут десять.
– Одни бегут из города, другие в город, – сказал Аслан задумчиво, затем вдруг вспомнил что-то и позвал. – Жак!
– Чего? – из дверцы саней высунулась голова свободного финансиста, который по своему обыкновению старался лишний раз не высовываться.
– Как это понимать? – спросил его эвакуатор. – Куда они идут?
Жак ступил на землю, поглядел сначала вслед обозу, затем в спины деревенских.
– Это Фуке, – сказал он неохотно. – Он обещал им место в столице.
– Зачем? – поразился Аслан.
– Не всем, конечно, – сказал Жак. – Только тем, в чьей семье есть солдат из Легиона.
– Умно, – с нехорошим спокойствием произнёс Питер. – Очень умно.
– Да, – с досадой сказал Жак. – Это опора его режима, каким бы он ни был.
– Оч-чень интересно, кто ему это подсказал.
– Не я, – мрачно сказал финансист. – Может, он сам.
– А чем он их будет кормить? – спросил Аслан. – И где он собирается их поселить? Лютеция им что, пузырь бычий?
– Ох, кто бы говорил, – сказал Жак и тут же поднял руки. – Шучу. Шучу!
– Ну, – тем же спокойным голосом проговорил Питер, – я думаю, что, например, у нас на Рю де ла Пэ можно поселить целых не одну, а две или даже три семьи.
– Ничего не понимаю, – мрачно говорил Аслан, залезая обратно в кабину водителя. – Совершенно. Чувствую себя полным… имбецилом.
7
– Людей что-то нет, – произнёс Аслан.
– Вижу, – сказал Питер.
Этот краткий диалог прозвучал уже в третий раз за последние двадцать минут. Шёл пятый час их пути, и по всем расчётам они уже должны были приближаться к Кале, городу на побережье. Старуха Прелати и Майя тоже перебрались в кабину Аслана, без разрешения; эвакуатор лишь косился на них, но ничего не говорил. Женщины пристально смотрели вперёд, на освещённую заполуденным солнцем равнину с нерастаявшим ещё снегом. Майя, несмотря на недавнюю ссору с бабушкой, крепко держалась за её руки, вполне возможно, сама не замечая этого.
Прелати издала короткий возглас, и Питер в ту же секунду увидел. По левому борту от них появились величественные сооружения – ажурные сетчатые конструкции, напоминающие короткие наблюдательные вышки, расположенные когда-то в строгом порядке, а теперь смятые и раздавленные неумолимым временем.
– Крылатые башни, – сказала Прелати. – Почти приехали.
– Маленькие какие-то, – с сомнением заметила Майя. – Я что, так сильно выросла?
Питер, Аслан и появившийся в дверях кабины Жак тотчас же увидели, что у некоторых башен и правда есть крылья, как у мельниц. Аслан снизил скорость, и некогда грандиозные сооружения проплывали мимо «Фуксии» и «Сельди», забытые, полуразрушенные, но по-прежнему хранившие свою тайну и тайну тех, кто их создал. Господи, думал Питер, мы ведь ни черта не знаем, совсем, ничегошеньки. Попрятались в городах, вцепившись в собственное невежество и держась друг за друга, отказались от знания, которое слишком велико для нас, живём как муравьи, случайно поселившиеся в забытом чьём-то доме. Те, кто живёт в деревнях, рядом с лесом, рядом с тем, что осталось от древних, знают больше – и то ненамного, потому что тоже боятся узнавать, боятся открыть глаза на мир, который нас окружает. Мир, который надо узнавать и изучать, иначе его тайны узнает и использует кто-нибудь
