это полностью устраивало. Паша же, не имея возможности колдовать, все глубже уходил в теорию, терроризируя Ивана вопросами. Извлечь знания из расплывчатых ответов последнего было трудной задачей, но выполнимой. И Паша ее выполнял.
Время подошло к очередному поединку с Яном. Паша, хоть и не задирался, но, под одобрительные возгласы Белогора, получил порцию синяков и ссадин. На этот раз Ян не желал стоять с бревном на плечах, а потому избил Пашу по всем правилам, правда, стараясь не переборщить, и не переломать другу кости.
– Пора бы тебе понять, что в руках у тебя меч и щит, а не игрушки. Ты бы умер и не единожды, к тому же бесславно, – начал наставления Белогор, отправив Яна в дом, – Выйди из оцепенения и следи за противником. Когда он тебя атакует, он раскрывается полностью, потому что знает – тебя нечего бояться. А ты боишься, но зачем? Ведь ты будешь и так и этак побит. Так нанеси ты хоть один удар, все, что тебе нужно, это отбить один и нанести другой удар. Но не геройствуй, не целься в голову, ее все берегут, а вот про ноги и руки забывают, их и надо резать в ратном бою. Какой ратник сражается без рук и ног? Никакой, затопчут.
Паша кивал головой, а Белогор продолжал:
– Перестань бояться, встань к противнику лицом и сражайся, как подобает воину. Давай, бери меч, – с этими словами Белогор сам взял муляж и пригласительным жестом указал Паше место напротив себя.
Паша робко встал напротив учителя, у него и без того болело все тело, но деваться было некуда. Как только они скрестили мечи, Белогор сразу же атаковал, ощутимо стукнув по левой ноге в районе бедра замешкавшегося Пашу.
– Не медли!
Новый тычок вывел Пашу из оцепенения, он попытался пробить защиту Белогора серией ударов, сначала слева наотмашь, после снизу вверх и финальный выпад в живот. Ни один из ударов цели не достиг, Белогор молниеносными движениями отбивали и отводил удары, однако сам пока что не атаковал в ответ. На миг они разошлись на безопасное расстояние с тем, чтобы вновь двинуться друг к другу. Белогор, в точности как Ян, сверху вниз хотел ударить Пашу в плечо, которое безумно болело от уже пришедшихся на него ударов. Меч еще не достиг плеча, а оно уже, будто предчувствуя удар, кольнуло дикой болью. Сам не зная каким образом, каким умением и силой, Паша увернулся от меча, просвистевшего рядом, и нанес собственный удар. Короткий тычок в ребра. Мгновение назад незащищенный левый бок Белогора, казавшийся уже пораженным, все-таки не поддался мечу. Впрочем, особых надежд на успех Паша и не питал, Белогор, который не использовал щит, казался куда более защищенным, чем Павел и Ян вместе взятые.
– Стой! – окрикнул Павла Белогор, – Теперь ты понял, что нужно делать.
– Наверно, да, – Паша сам не знал, что он понял, но пребывал в приподнятом расположении духа.
Этот поединок, стоил сотен побед, он окрылил Павла, заставил уверовать в свои силы, ведь каким бы сильным не был соперник, всегда есть шанс, пусть и очень малый. Последующие поединки с Яном были все так же проигрышными, но, по крайней мере, удары проходили не только в сторону Павла.
Глава 8.
Ровно месяц Паша упорно читал книги, изучал алфавит и язык Аллави, так назывался язык древних, символы которого и обозначали наполнение людских душ. Не запускал он и тренировок, на нем не появилось рельефных мышц, но все-таки Павел стал чувствовать себя сильнее, чем прежде.
Его любовные отношения с Любавой лишь укреплялись с каждым днем, и Паша, обрастая прочными нитями этой любви, все чаще задумывался о пути домой и его необходимости. А ведь его опасения не подтвердились, Еремей и Иван действительно готовили его возвращение в родной мир. Так как у Паши так и не вышло познать свой символ, вместо него в колдовстве согласился участвовать Белогор. Он, как оказалось, давно отрекся от магии, но все еще кое-что мог и умел.
На листе Пашиных успехов огромной кляксой лежала невозможность сотворить самое простецкое заклинание, а ведь ему очень хотелось. В конечном итоге, он уже не так сильно бывал избиваем на спаррингах, более того, сам ставил, пусть и очень редко, синяки на теле Яна. Он знал весь алфавит и худо-бедно мог сказать несколько фраз на Аллави. Варил зелья, которые, ко всему прочему, еще и действовали. Но вот никакого другого волшебства, кроме сваренных зелий, сотворить он не мог. К тому же подозревал, что с зельями ему тайком помогает Любава. Но Иван не прекращал старательно учить Павла. Он тренировал его концентрацию, заставляя представлять шар из воды, который не должен растечься, или же заставлял упорно смотреть в одну точку.
Иногда Иван устраивал что-то вроде медитации, это должно было бы восполнять магические силы и поправлять душевное спокойствие. Прибавлялось ли у Паши сил, установить не удавалось, но вот восстановить душевное равновесие удавалось.
В один из подобных дней к дому Еремея прибыл гонец со срочным посланием.
– Лично волхву Еремею от великого Князя! – объявил он, спрыгнув с лошади.
Прибытие гонца встревожило всю деревню, люди знали, что гонцы из столицы по пустякам не прибывают. Деревня и доселе была взбудоражена молвой о неком, возведенном в три ночи, замке, который служил прибежищем для всякой нечисти. Такие истории приносили с собой путешественники, стекающиеся в столицу в поисках лучшей доли, а то и просто приключений. Не все верили этим рассказам, но некоторое беспокойство вызвала прошедшая неделю назад около деревни дружина с новобранцами из окрестных деревень. Рекрутеры заходили и в Берестье, так называлась деревня, где жил Еремей. Но недавняя стычка с разбойниками несколько остудила пыл местного населения, к тому же, все пожелавшие стать воинами еще тогда ушли в столицу.
Вся тройка наставников лишь отмахивалась и пожимала плечами в ответ на вопросы учеников:
– Время сейчас какое? Лето почти, – отвечал Еремей, – кочевники нападают, небось. Границы укрепляют, али разбить какое особо крепкое племя едут. Это не редкость, что дружина ходит, на то она и дружина. На то они и вои, что без войны не могут, да и не даст им никто сложа руки сидеть. Уж не думаешь ли ты, что врагов у нас мало, да никто не грабит села да веси? Так что иди лучше, учи да тренируйся.
Однако, ровно через три дня после прибытия гонца, в доме Еремея был объявлен сбор. Белогор, распродавший
