— Храни тебя Господь. Веди меня к ним. Охота за мной вот-вот начнется, и мы должны сегодня уже убраться отсюда. — Он тихо рассмеялся. — Отличная работа! А где миледи?
— Уехала четыре дня назад, хозяин, а этот самодовольный петух вперед нее, — Джошуа быстро повел хозяина по боковой аллее. — Я перемолвился словечком с благородной леди и просил ее быть веселее и верить. Затем я видел, как она со старой дамой уехала из Мадрида, и понял, что они будут спешить вовсю. Держу пари, я славно поработал! А как вы выбрались, хозяин? Услышав краткий рассказ своего хозяина, Джошуа довольно потер руки. — Да, вот так мы и действуем. Хо-хо, теперь-то они нас узнают! Но мне кажется, хозяин, нам стоит немного подумать. Их пленник сбежал, что же они теперь станут делать?
— Первым делом, пошлют гонцов на границу и во все порты, — ответил сэр Николас.
— Верно, хозяин, а ведь до Бургоса мы поедем прямиком по дороге на границу. — Он покачал головой. — Это очень опасно. Мы не будем терять головы. Мы все равно опередим их, да и в Васконосе они нас искать не будут. Подождите меня здесь, сэр. Вам не надо показываться на людях. — Они остановились на углу улицы. — Я схожу и приведу лошадей.
Вскоре он вернулся, ведя за собой двух отличных лошадок низкорослой испанской породы. Небольшая сумка была привязана к седлу каждой лошади.
— Сапоги, приятель! — потребовал сэр Николас. — Мой меч с тобой?
— Не сомневайтесь, сэр, — самодовольно ответил Джошуа, отстегивая от седла сверток. — И сапоги ваши тут. Я обо всем позаботился. Меня никаким несчастьем с толку не собьешь! — Он развернул пару высоких сапог с отворотами, подобрал башмаки, которые сбросил сэр Николас, и спрятал их.
Наконец сэр Николас легко взлетел в седло.
— Вот так, Джошуа! — он рассмеялся, и Джошуа узнал прежний блеск в его глазах. — В этот раз мы скачем наперегонки со смертью! — произнес Ник, развернул лошадь и поскакал во весь опор.
Тяжело дыша, двое часовых вернулись в казармы. Лейтенант Круза нетерпеливо ожидал их.
— Он ушел, сеньор! — выдохнули они разом.
— Идиоты! Болваны! Он же был в карете!
— Он скрылся, сеньор! Круза отступил.
— Пресвятая дева, колдовство! — он перекрестился и поспешил к своему командиру.
Дон Кристобаль, развязанный, потрясенный, но по-прежнему сдержанный, встретил появление лейтенанта вопросительным поднятием бровей.
— Сеньор, часовые догнали карету, но его уже не было. Это колдовство, сеньор, дело нечисто!
Дон Кристобаль презрительно улыбнулся.
— Лучше скажите, что нас просто ловко одурачили, — ехидно заметил он. — Неужто вы думали, он будет сидеть в карете и ждать, пока его схватят? Снимите охрану!
Круза отдал короткое приказание сержанту, который крутился тут же.
— Сеньор, неужто это и в самом деле Эль Боваллет?
Дон Кристобаль слегка потер синяки на запястьях.
— Он оказал мне честь, признавшись в этом, — сказал он, подошел к столу и обмакнул перо в чернильницу. — Пусть кто-нибудь отнесет это письмо дону Луису де Фермоса и передаст ему мою просьбу послать альгвасилов[98]прочесать город. Пленник не мог далеко уйти.
Услышав это, Круза наморщил лоб.
— Сеньор, вы не станете посылать к границе? Дон Кристобаль присыпал бумагу песком[99]и перечитал письмо, прежде чем ответить. Складывая и запечатывая свой приказ, он спокойно ответил:
— Для этого ему понадобилась бы лошадь, Круза, но у него нет денег. — Он передал письмо лейтенанту и повернулся к камердинеру: — Шляпу и плащ, Хуан!
Камердинер спешно вышел из комнаты. Круза осмелился задать еще один вопрос.
— Сеньор, куда вы направляетесь?
— В Алькасар, — ответил комендант. — Я должен узнать, что думает об этом его величество.
Проникнуть к королю удалось не сразу. Филипп закрылся в своем кабинете и никого не принимал. Только несколько слов, произнесенных на ухо королевскому камердинеру, произвели необходимый эффект. Камердинер бросился докладывать новость, и вскоре дона Кристобаля пригласили к королю.
Филипп, как всегда, выглядел хладнокровным и невозмутимым. Он внимательно смотрел на коменданта, но и только.
— Сир… — дон Кристобаль старался говорить покороче. — Я должен сообщить вашему величеству, что, к моему стыду, пленник сбежал.
Филипп сложил перед собой холодные руки.
— Вы сообщаете нам очень странное известие, дон Кристобаль.
Комендант вспыхнул.
— Я не знаю, что мне еще сказать, сир. Я в полной растерянности.
— Успокойтесь. Когда сбежал пленник?
— Меньше часа назад, сир. Он набросился на солдата, который принес ему ужин, заколол часового у своей двери, неизвестно, как ускользнул от двух групп солдат, которые полагали, что он окажется между ними в ловушке, неизвестно, каким образом пробрался в мою спальню. Когда я, ничего еще не зная о случившемся и не догадываясь о его присутствии, вошел к себе, он застиг меня врасплох, сир. — Рука коменданта невольно потянулась к синяку на подбородке. — Беглец сшиб меня, сир, прежде, чем я успел что-нибудь понять. Когда я пришел в себя, я был уже связан. Я лежал на полу с кляпом во рту. Пленник забрал мой плащ и мою шляпу, присвоил мой орден Золотого Руна, а также заодно и мой меч и, замаскировавшись таким образом, спустился к карете, в которой я собирался отправиться к одному из моих друзей. Мой лейтенант, заподозрив что-то неладное, послал солдат вдогонку за каретой, но, когда они нагнали ее, там уже никого не было — беглец исчез.
Наступило молчание. Филипп закрыл глаза, словно желая скрыть свое огорчение или ярость, которые он, вероятно, чувствовал. Спустя минуту он снова посмотрел на коменданта. Одной из характерных черт короля была его склонность размышлять над малейшими деталями.
— Выходит, он признался, что он — Эль Боваллет, — веско проговорил король.
— Сир, пленник сам назвал мне свое имя. Забирая мой клинок, он сказал, что взамен я могу хранить его меч.
Снова наступило молчание.
— Он должен быть схвачен, — сказал, наконец, Филипп и тронул серебряный колокольчик, стоявший на столе.
— Поскольку мне известно, сир, что он остался без денег и не может купить лошадь, я тут же послал письмо Ферамосе, требуя обыскать весь Мадрид.
Филипп наклонил голову.
— Вы правильно поступили, сеньор.
В кабинет вошел лакей и замер в ожидании пока Филипп не спеша писал подробную записку. Перо его двигалось медленно, но упорно. Не поднимая глаз, он заметил: