— Действительно! Теперь, свидетель, помните, что вы под присягой, и будьте внимательны. Что было причиной вашего пробуждения в три часа?
— Я не спала. Я ждала условленной встречи.
— Пока вы ждали, слышали ли вы что-нибудь?
— Ничего вообще.
— Теперь, леди Мэри, у меня здесь есть ваши показания, подтвержденные присягой в присутствии коронера. Я прочту их вам. Пожалуйста, слушайте очень внимательно. Вы сказали: «В три часа я проснулась от звука выстрела. Я подумала, что это, должно быть, браконьеры. Выстрел прозвучал очень громко, близко к дому. Я спустилась вниз, чтобы выяснить, что это было». Вы помните, как вы это говорили?
— Да, но это была неправда.
— Неправда?
— Да.
— Подтверждая, что давали эти показания, вы все же говорите, что ничего не слышали в три часа?
— Я вообще ничего не слышала. Я спустилась вниз, потому что у меня была назначена встреча.
— Милорды, — сказал сэр Вигмор, покраснев. — Я должен просить вас не учитывать показания этого свидетеля как запутывающие следствие.
Такое вероломное нападение сэра Вигмора, однако, не произвело никакого эффекта, кроме повторения утверждения, что не было слышно никакого выстрела. По поводу того, что, обнаружив тело, она сказала: «О боже! Джеральд, ты убил его», леди Мэри объяснила, что испугалась за друга, с которым у нее была назначена встреча. Последовавший затем ожесточенный спор касался того, была ли уместной вообще история с условленным свиданием. Лорды решили, что в целом история была уместна, и история Гойлса была предана огласке — вместе с сообщением, что мистер Гойлс находится в суде и может дать показания. В конечном счете, громко фыркая, сэр Вигмор Вринчинг уступил свидетеля сэру Импи Биггсу, который, учтиво возвышаясь и выглядя чрезвычайно импозантно, вернулся к предыдущему вопросу.
— Простите за нескромный вопрос, — начал сэр Импи, кланяясь вежливо, — но можете ли вы сказать нам: по вашему мнению, покойный капитан Кэткарт был глубоко влюблен в вас?
— Нет, я уверена, что не был; это было соглашение для нашего взаимного удобства.
— Исходя из знания его характера, как вы считаете, был ли он способен на очень глубокую привязанность?
— Думаю, что да — по отношению к подходящей женщине. Я должна сказать, что он обладал страстной натурой.
— Спасибо. Вы сказали нам, что встречали капитана Кэткарта несколько раз, когда останавливались в Париже в феврале прошлого года. Вы помните, как ходили с ним в ювелирный магазин — к монсеньору Брике на улице Мира?
— Возможно; я точно не помню.
— Число, к которому мне хотелось бы привлечь ваше внимание, — шестое февраля.
— Я не могу сказать.
— Вы узнаете эту безделушку?
Свидетельнице вручили зеленоглазого кота.
— Нет я никогда не видела это прежде.
— Дарил ли вам капитан Кэткарт когда-либо что-нибудь подобное?
— Нет, никогда.
— У вас когда-нибудь был такой драгоценный камень?
— Совершенно уверена, что у меня такого не было.
— Милорды, я специально показал этот алмаз и платинового кота. Спасибо, леди Мэри.
Джеймс Флеминг, которого подвергли расспросу относительно доставки почты, продолжал пребывать в неведении и забывчивости, в целом дав понять суду, что никакого письма герцогу не доставляли. Сэр Вигмор, чья вступительная речь содержала зловещие намеки на попытку очернить характер жертвы, неприятно улыбнулся и передал свидетеля сэру Импи. Последний ограничился тем, что выудил у свидетеля признание в невозможности поклясться положительно так или иначе, и приступил немедленно к другому вопросу.
— Вы не припоминаете, приходили какие-то письма той же самой почтой кому-либо еще?
— Да, я принес три или четыре в бильярдную.
— Вы можете сказать, кому они были адресованы?
— Было несколько писем для полковника Марчбэнкса и одно для капитана Кэткарта.
— Капитан Кэткарт открыл свое письмо сразу же?
— Не могу ответить, сэр, — я немедленно покинул комнату, чтобы отнести письма его светлости в кабинет.
— Теперь расскажите нам, как письма отправляются на почту утром из охотничьего домика?
— Они помещаются в почтовую сумку, которая запирается. У его светлости есть один ключ, другой — у почтальона. Письма опускаются в прорезь в верхней части.
— Утром после смерти капитана Кэткарта письма отнесли на почту как обычно?
— Да, сэр.
— Кто?
— Я сам отнес мешок вниз, сэр.
— У вас была возможность увидеть, какие письма были внутри?
— Я заметил два или три, когда почтальон доставал их из мешка, но не могу сказать, кому они были адресованы или что-нибудь такое.
— Спасибо.
При этих словах сэр Вигмор Вринчинг подпрыгнул, как раздраженный чертик из табакерки.
— Вы впервые упоминаете о письме, которое, как вы говорите, доставили капитану Кэткарту в ночь убийства?
— Милорды! — закричал сэр Импи. — Я протестую. У нас нет еще никаких доказательств, что было совершено какое-то убийство.
Это был первый пункт стратегии защиты, которую сэр Импи решил предпринять, и он вызвал небольшой всплеск волнения.
— Милорды, — продолжал адвокат, отвечая на вопрос председателя совета пэров, — я утверждаю, что до настоящего момента здесь не было никакой попытки доказать убийство, и пока обвинение не доказало убийство, такие слова не могут быть сказаны за свидетеля.
— Возможно, сэр Вигмор, было бы лучше использовать какое-нибудь другое слово.
— В нашем случае это не имеет значения, мой лорд; я преклоняюсь перед решением вашей светлости. Бог знает, что я не искал бы даже самого легкого или наиболее тривиального слова, чтобы воспрепятствовать защите при столь серьезном обвинении.
— Милорды, — заметил сэр Импи, — если хорошо осведомленный министр юстиции и генеральный прокурор полагает, что слово «убийство» является мелочью, было бы интересно узнать, каким словам он придает значение.
— Осведомленный министр юстиции и генеральный прокурор согласился использовать другое слово, — сказал председатель суда пэров успокаивающе, кивая сэру Вигмору, чтобы тот продолжал.
Сэр Импи, достигнув своей цели и лишив министра юстиции и генерального прокурора возможности нападать на свидетеля, умерив его первоначальный пыл, сел, и сэр Вигмор повторил свой вопрос.
— Я впервые сказал об этом мистеру Мурблсу приблизительно три недели назад.
— Мистер Мурблс — адвокат обвиняемого, я полагаю?
— Да, сэр.
— И как случилось, — спросил сэр Вигмор жестко, насаживая пенсне на свой довольно выступающий нос и глядя на свидетеля с негодованием, — что вы не упоминали об этом письме в ходе следствия или на более ранних слушаниях дела?
