Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
распухли, что творилось на теле под измазанной одеждой, лучше было не представлять.
Подполковник предложил отвезти его домой, но Ромка решительно отказался. Ему хотелось поскорее избавиться от людей в погонах, он никак не мог поверить, что всё вот так благополучно закончится.
– Ты нормально себя чувствуешь? Точно доберёшься?
– Да, да, всё хорошо!
– Ну, смотри! – начальник с сомнением покачал головой, но настаивать не стал.
Наконец-то, он вышел из дверей отделения и оказался на свежем воздухе. Опа! На противоположной стороне улицы лакированным боком блестел синий мерседес. Его ждали! Чувство благодарности захлестнуло, комок подкатил к горлу.
– Ромка! – два Гарика и Настя приветственно махали руками.
Через несколько секунд он был в тёплом, пропитанном заграничным запахом салоне, и Носков наливал ему водку в гранёный стакан. И это было очень своевременно – действие предыдущей дозы заканчивалось, и боль становилась нестерпимой. Болело буквально всё тело.
– Рому надо в больницу! – Настя, которую ребята забрали из дома прямо посреди ночи, не могла скрыть ужаса от его внешнего вида. Это она разбудила папу-прокурора и, плача, рассказала, что менты только что на Октябрьской до полусмерти избили её парня, белого и пушистого аспиранта МГУ, не уточняя, что он там делал. Папа в бешенстве набрал дежурного и заявил, что, если информация подтвердится, он их всех пересажает! Вот почему начальник отделения, которого в свою очередь телефонным звонком разбудил дежурный, примчался на работу под утро и был с Ромкой так любезен. Ларчик открывался просто…
– Не надо в больницу. Я отлично себя чувствую! – Ромкин язык заплетался. Он только что принял почти полный стакан, и организм размяк после перенесённого стресса. Через минуту он уже спал. Два ящика водки мирно покоились в багажнике. Алкаши проявили завидное благородство и всё в целости и сохранности передали ребятам. Что случилось с алкоголичкой, закрывшей Ромку своим телом, никто не знал…
* * *
Поезд в Прагу отправлялся с Белорусского вокзала 29-го вечером. Торжественно играла музыка. Торжественно падал снег. Группа молодых людей несла по перрону два ящика водки и помогала передвигаться ещё одному молодому человеку. Он шёл, опираясь на друзей. Их провожали за границу!
Два дня Ромка провалялся в каком-то забытьи. Он стонал, бредил, периодически приходил в себя, просил сначала воды потом водки, пил и снова проваливался в пограничное состояние. Настя всё это время просидела рядом с ним. Когда его привезли и раздели, на теле не было живого места – всё во вздувшихся кроваво-красных подтёках. Настя протёрла его водкой. И делала это каждые пять-шесть часов. Тело почернело, потом начало синеть, а к исходу вторых суток он вдруг весь покрылся холодным потом, хотя лежал под толстым ватным одеялом. И простыня, и одеяло моментально промокли. Настя поменяла бельё, снова протерла его водкой, и он, наконец, ровно задышал и по-настоящему глубоко заснул. Проснулся через два часа как ни в чём не бывало – глаза ясные и зверский аппетит. Это было очень вовремя, поезд отправлялся через пару часов – он не мог пропустить свою первую загранпоездку!
В вагоне Ромка ещё раз поел, выпил водочки и снова завалился спать. Когда в ЧОПе их проверяли пограничники с таможенниками и трясли весь состав, требуя покинуть купе и залезая во все щели, Ромка только пьяно мычал в ответ, не открывая глаз. С воплем «Фу! Что это за спиртовая бочка!» толстая таможенница выскочила из их купе, брезгливо зажимая нос, а пограничник лишь мельком сверил сонную физиономию с паспортом, не требуя подняться. Ей-ей, алкашам везёт! Так два ящика водки, покоящиеся под Ромкиной полкой, беспрепятственно пересекли границу. У других же поотнимали практически всё!
Прага встретила рождественскими морозами и толпами людей на улицах. Город, представший мрачным и серым, контрастировал с юными открытыми лицами. Молодёжь со всей Европы гомонила на разных языках, смеялась и радовалась жизни, выпуская пар в морозный воздух. Необыкновенное ощущение свободы, столь непривычное для советского человека, атмосфера беззаботности, свойственная западной молодёжи, – всё было удивительно для зажатых и настороженных молодых русских. Они не сразу впустили в себя этот дух, по инерции ища подвоха. Но, постепенно расслабляясь, выпуская эмоции на свет божий, как улитка выпускает рожки, они всё быстрее и быстрее набирали градус веселья и скоро превзошли европейцев в способности веселиться, словно последний раз в жизни! А помогла, как обычно, водка!
Пили днём и прямо на улице. На лавочке. Пили, потому что холодно и потому что так надо. Кормили их тоже практически на улице – в огромных неотапливаемых шатрах, натянутых на центральной площади. Еда представляла собой кашу с тушёнкой из больших армейских котлов, галеты, плавленые сырки – чем не закуска под водочку? А ещё давали йогурт! Сколько хочешь! Женька с Ромкой видели йогурт впервые в жизни. Вкуснотища, не то слово! Они съедали по шесть-семь пластиковых стаканчиков зараз и чувствовали себя абсолютно счастливыми! Гарька, уже не раз побывавший в западных супермаркетах, снисходительно улыбался. Что, впрочем, не мешало ему уминать сладкий йогурт после водки в тех же количествах.
Поселили их в обычной школе. В спортзале. Каждому выдали по спальному мешку – верх комфорта для человека, отслужившего в Советской армии! Утро начиналось с коллективной молитвы. Уже в восемь утра послушные европейцы рядами сидели в центре спортзала прямо на полу и усердно повторяли за ведущим слова молитвы. Русские спали. К ним пару раз подходил ведущий и вежливо предлагал последовать примеру остальных. Ему в ответ вежливо предлагали проследовать в известном направлении. Ведущий, не понимая по-русски, тем не менее улавливал общее направление, а потому с кислой миной возвращался на своё место и скорбно воздевал руки, прося Всевышнего простить заблудшим грехи их тяжкие. Менее просветлённые рядовые молящиеся, кто неодобрительно, а кто и с завистью, поглядывали на храпящих русских. Молитва в таком возрасте – занятие скучное, да ещё и на непонятном языке, поэтому многие молящиеся по прошествии никак не менее двух часов от начала с неподдельным интересом наблюдают момент пробуждения этих варваров с востока. Вот из спальника высовывается одна рука и уже со стаканом. Звучат непонятные слова:
– Ромка, плесни балтийцу, что-то сердце не чувствую!
Из другого спальника протягивается рука уже с бутылкой, на которой узнаваемая эмблема, не требующая перевода. Раздаётся булькающий звук. Рука со стаканом исчезает, снова раздаётся булькающий звук. Русские проснулись…
Как-то вечером, после того как они целый день провели на морозе, гуляя по городу, а теперь сидели на своих спальниках и, никому не мешая, культурно выпивали, к ним подошла делегация братьев
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
