– Запутался в наброшенной сети, но живым не дается. Мы с ночи окружили, хотели забить, но решили дождаться решения хозяйки земли. Вдруг посмотреть возжелаете? Чудо-то невиданное, только из сказаний да из древних песен про них известно, а живьем почти никто, кроме деревенских бедолаг из предгорий, не видал. Я взял на себя смелость приказать соорудить вот это.
Все посмотрели, куда он показывает. Несколько крестьян тащили из леса наспех сколоченную клетку – словно паланкин, с ручками для ношения. Не получив приказа, они не отважились ставить ее на первую из подъехавших телег, и клетка опустилась на землю рядом, а крестьяне не слишком синхронно совершили полуприсед почтения владелице вотчины.
– Откуда крепостные? – осведомилась Тома.
– Помогали нам, принесли сети и забрали малышей. – Ответив цариссите, Пантелеймон обратился к крестьянам: – Спасибо, люди добрые, помощь больше не требуется.
Крепостные продолжали стоять. Тома сообразила, что теперь она здесь главная.
– Из какой деревни?
– С Портянки мы. Недалеко отсюда. Все время по прямой.
– Детей всех приютили?
– Не бросать же.
Встрял второй крестьянин:
– Мы ж знаем, чьи. Донеслась уже весть о беде лесянковских, ихние это детки.
– Не все, – проявила Тома знание проблемы.
– Да, хозяйка, не все, – согласились крестьяне. – Если кровные родичи не объявятся, оставшиеся будут нам как свои.
Тома непроизвольно сглотнула и опустила лицо.
– Если что-то понадобится – приходите в башню, – донесся ее срывающийся голос, – просите, все дам. А детям сама что-нибудь пришлю, как вернусь.
– Алле хвала! – откликнулись крестьяне. – Если можем еще чем…
– Идите, – отпустила Тома. – Возьмите все телеги, кроме одной, и отвезите детей в эту… как вы сказали?
– В Лесянку.
– Да. – Перед глазами всплыли запертые в ночи хибары, носившиеся между ними волки и кровожадная стая, выволакивавшая детей с превращенными в мясо взрослыми.
– В Лесянку тоже надо что-нибудь послать, – шепнул я Томе.
Она промолчала. Я сдвинул коня вперед и заглянул ей в лицо.
У нее по щекам текли слезы.
Папринций тактично оттянул меня назад. Юлиан спокойно наблюдал, как прибывшие с нами бойники собирали трупы и их разрозненные части, сваливая в большую кучу.
– А раненые? – всполошилась совладавшая с чувствами Тома. – Может быть, кому-то нужен врач…чеватель?
Пантелеймон помотал головой:
– Сильно раненых нет, все ходячие, они ушли с войском добивать отступников в последней берлоге. Трупы только человолчьи. Может, не стоит тащить на кладбище?
Тома быстро оглянулась на меня, потом на папринция. Мы пожали плечами: выкручивайся сама.
– Предлагаете оставить их здесь? – Она обвела рукой кроваво-мясное поле боя.
– Какая разница, где волков кормить? – высказал свое мнение Пантелеймон.
– Тогда, наверное, трупы лучше зарыть? – Тома на всякий случай обернулась к нам за поддержкой.
Я промолчал, не имея мыслей, которые показались бы правильными для местного мира. Дядя Люсик отрицательно покачал открытой ладонью.
– Волкам кушать надо, – предельно корректно сообщил Пантелеймон шестнадцатилетней властительнице.
– Нужно ли подкармливать? – Тома все еще раздумывала. – Меньше плодиться будут.
– Если волки не выполнят свою часть работы по сохранению равновесия, – тихо заметил папринций, – в народе начнутся болезни. А вотчина останется без собственных меха и кожи.
Тома кивнула.
– Оставляйте здесь.
Бойники, уже начавшие стаскивать трупы к телеге, с удовольствием повиновались приказу.
– А на телегу поставьте клетку, – прилетело дополнение.
Остальные телеги разворачивались, наполняя воздух душераздирающим скрипом, крестьяне рассаживались на них, лошадки с удовольствием затрусили по склону вниз.
Я спрыгнул с коня, передал поводья Юлиану и вместе с бойниками подошел к клетке. Попытка раскачать рукой жерди, из которых ее сделали, ничего не дала. На удивление крепко для столь топорной работы, выдержит даже крупного самца. Хорошо бы, в расщелине оказался не вожак или кто-то типа Жлоба.
Тома обратилась к окружившим каменный провал войникам:
– Сможете достать человолка?
– Сделаем, цариссита.
Несколько копий накрыли углубление наконечниками как ежом лунку, а одно копье, с крюком, похожее на пожарный багор, попыталось ухватить кончик сети.
– Гррр! – злобно раздалось внутри.
В груди что-то екнуло. Это же…
– У-у, чертово отродье! – Войник, на которого бросился запутавшийся, загнанный в безысходность зверь, едва отскочил.
– По морде его лупи! – подсказывали копейщики, тыкая остриями.
– Гррр! – с яростью отбивалась от копий худенькая лапка.
Она пыталась тянуть сеть на себя, но безуспешно.
– Пиявка! – тоже узнала Тома. – Стойте!
Войники изумленно замерли.
– Ррр! – сказал я, протиснувшись среди них к каменной яме.
– Ррр? – после легкого недоуменного молчания донеслось оттуда.
– Рр! – успокоил я.
Затем я повернулся к солдатам:
– Свободны. Дальше мы сами.
– Вы что, – чуть не онемели они, – разговаривали с… этим?
– Это же почти домашний зверек, – объяснил я как мог. – Сладить можно с кем угодно, если подойти по-хорошему. Уберите оружие.
– Оно людей ело!
В разговор вступила Тома, смущенно покосившаяся на Юлиана:
– Оно – юная заблудшая душа, которую судьба загнала в жуткие условия. Спасибо за все, воины, вы свободны. Можете догонять своих.
– Алле хвала! – прощально грянуло над горами.
Стукнули о землю вертикально поставленные копья, и чужие бойцы откланялись.
– Что будем с ней делать? – прошептала Тома, косясь на застывших бойников и возницу.
– Не знаю, – честно признался я.
– Думаю, нужно освободить животное от сети и переместить в клетку, – громко уведомил папринций.
– Это мы понимаем, – наклонилась к нему Тома. – А потом?
– О том, что делать потом, стоило подумать прежде, чем отпускать солдат.
– Рр! – жалобно хныкнула в камнях Пиявка.
– Ты отпустил, ты и придумывай, – объявила мне Тома и развернула коня. – Помогите моему невестору извлечь животину и переместить в клетку!
