class="p1">– Спасибо, я Даша…
– Понял, – сказал серьезно Кирилл и опять рассмеялся.
– Ты чего? – казалось, что Афа смутился.
– Нет, ничего, папа. Просто я понял и сказал об этом. Куда идти?
– Я покажу, – заторопилась Даша и побежала вперед.
– Красивая, – шепнул Кирилл и прижал отца к плечу.
У домика Мэле вертелись люди. Завидя мужчин, они бросились врассыпную. В самой комнате кто-то уже заботливо установил третью лежанку и зажег свечи, принесенные со всех концов поселения. Солнце пробивалось сквозь дырки в тряпках, разрезая лучами тень комнаты. Внизу горели свечи, было тихо и, как считалось в поселении, уютно. Кирилл вошел в лачугу.
– Кофе хотите? – тихо проговорила Даша.
Никто не ответил. Кирилл, кажется, даже не слышал вопроса. Уткнувшись в ладони, он молчал, и только плечи вздрагивали в безмолвном плаче.
– Папа… папа… папочка! – успевал выговаривать Кирилл, когда тело уставало дрожать. – Что с тобой сделали, папа? За что? Сколько я тебя искал, папа мой…
Афа неуклюже подсел на лежанку сына и теперь осторожно гладил его по голове. Что говорить в такую минуту, он не знал. Но даже если бы и знал, то все равно не проронил бы ни слова. Горе было понятно каким-то ясным чувством, но настолько далеким от профессора, что любое его слово могло оказаться равнодушным и холодным. Афа терпеливо ждал, когда Кирилл успокоится.
Много прошло времени, а отец и сын продолжали смотреть друг на друга. Вождь топтался у дверной занавески, так и не решаясь вмешаться в молчаливый разговор двоих мужчин. У лачуги Мэле стояли несколько любопытных, которые пытались заглянуть сквозь порванные в нескольких местах пестрые стены.
– Езус Мария! – тихо пролетело по хижине.
Мужчины вздрогнули.
– Это пан Стаевски. – Профессор легонько подтолкнул сына к старику.
– Пан Марек! – Кирилл кинулся на шею Стаевски.
– Матка Боска, Матка Боска, – шептал седой рокер-краснодеревщик.
Профессор сидел на лежанке и слегка улыбался. Тепло, обычное человеческое тепло было уже недоступно профессору. Он все понимал, ничего его не удерживало в покое, но еще что-то большее владело Афой. Это большее он и не мог определить, разве что небольшая досада иногда втыкалась в сердце. Это чувствовал профессор и не понимал, почему его грудь не разрывается на части от радости. От боли, от горя… От чего-то человеческого. В его душе появился какой-то холодок спокойствия, досада грызла профессора, но ничего поделать с собою он не мог. Ему хотелось к океану, хотелось смотреть на набегающую волну, которая легко-легко касается ступней и, возвращаясь обратно, забирает немного песка из-под ног. Слезы текли по огрубевшим щекам профессора, легкие слезы, неспособные просочиться сквозь бороду, скатывались по жестким ее волосам. Слезы бессмысленного покоя и созерцания. На большее профессор был не способен. Он ясно различал человеческий жар и тепло Вселенной и не мог выбрать. Ему грезились догадки о причине появления человека как такового во всей этой огромной и разумной бесконечности.
– Господи, как же не хватает человеку простого тепла, естественной радости, глупого смеха, слез умиления, безрассудства, глупости… – Афа смеялся и казался сумасшедшим бродягой.
– А у меня кое-что есть, господа! Я сейчас вернусь… – Афа вскочил на ноги.
– Я с тобой, папа.
– Сына, это далеко, ты устанешь. Я быстро. Потерпите немного…
Стаевски остановил взъерошенного профессора:
– Фалькао, идите вместе. И без меня. Я вам сейчас только мешать буду. А мне еще работать. Эти паразиты два стула вчера сломали…
Старик выскочил за занавеску, не дожидаясь ответа. Даша все это время молчала. Она была незаметна в этой простой и невообразимо сложной встрече отца и сына.
– Ну, пойдем. Оставь все это здесь. – Афа указал на комбинезон и ботинки.
– Босиком, что ли?
– А, да… Ну, ботинки тебе нужны, конечно. Пошли…
Кирилл натянул лямки футляра на плечи, быстро обулся, и они выскочили из дома. Через мгновение профессор нырнул обратно, присел перед Дашей и тихо шепнул ей на ухо:
– Благодарю тебя, моя Даша… – выскочил обратно к сыну.
– Куда мы, папа?
– Как куда? Как всегда, сына, в ресторан…
– В ресторан?
– Да, тут недалеко…
Тропа для Афы была сегодня короткой, он почти летел над выжженной травой, изредка поглядывая на Кирилла, который изо всех сил старался поспевать за отцом. Пот катился по всему телу, белая рубашка от влаги стала серой, и только воротник выдавал в ней прежний цвет.
Афа хотел что-то спросить, но заметил, что сын еле переводит дух и сейчас ему не до ответа.
– Папа, тормозни, может, обойдемся?
– Иди медленно, а я тебя там встречу.
– Долго еще?
– Нет! Полчаса, не больше…
И профессор, легко перебирая ногами, улетел вперед. Кирилл посидел несколько минут и двинулся за отцом.
Афа стоял у своего самодельного шлагбаума и торжественно держал перед собой бутылку Hennessy. Томительные минуты кончились, показался Кирилл. Завидя отца с бутылкой коньяка, сын расхохотался:
– Папа! Я же не пью Hennessy! – Кирилл не мог остановиться от смеха.
– Другого ничего нет, сынок!
Они уселись возле плоского камня, профессор набрал полную кружку воды из своего колодца – Кирилл пил жадно и с наслаждением.
– Ну, за встречу, господин профессор!
– За встречу, маэстро!
Коньяк оказался отвратительным. Только пригубив, Афа почувствовал яд, проникающий в тело. Собрав все силы, он следил за ядовитым языком змеи, которая ползла по венам, жилам, мышцам, сковывая профессора в металлические обручи. Афа напрягся – змея остановилась, попятилась к плечам, повернула к локтям и успокоилась только в ладонях профессора. Вытерев руки о майку, словно мальчишка, Асури улыбнулся. Улыбался и Кирилл:
– А ничего! Вкусный коньяк. Может, мне тогда продали подделку. Этот хороший. Откуда он у тебя?
– Из дома прихватил… На всякий случай, – рассмеялся профессор.
Афа достал горсть миндаля и протянул сыну. Кирилл хрустел орехами и смотрел на отца. Афа не выдержал:
– Как ты меня нашел, сын?
– Рассказываю… Меня прямо с концерта в Праге вытащили и не дали опомниться. Летел на правительственном самолете в Байхапур. Потом меня отвезли в правительство. Вот там я все про тебя и узнал. Ну, про то, что с тобой. Я раньше приезжал к тебе, но меня не пускали в твой дом охранники – там теперь какие-то люди живут. Я и в полиции спрашивал – никто ничего не говорит. Я даже подумал, что ты стал секретным физиком и теперь на благо всей планеты трудишься. Тайно… Вот, а тут меня встречает руководитель Совета безопасности Ли Чань и сам премьер-министр ваш. Хороший мужик этот Чань, между прочим. Переживает сейчас за тебя. Короче говоря, я понял, что тут у вас рейтинг стал
