юг послать.
А ещё имперцы польских магнатов всё подзуживают с Московским государством воевать, и Фердинанд Третий никак их не уймёт. Доносят, чахнет кесарь после смерти сына неожиданной. Не успели избрать пару лет назад юного Фердинанда Римским королём, как заразился он оспой – и помер. С тех пор безутешный родитель всякий интерес к жизни потерял, хотя и други дети есть. И понимал его русский самодержец.
Государь тяжело вздохнул, вспомнив, как горевали они с Марией Ильиничной после смерти младенца Димитрия. Но тот, невинная душа, сразу в рай! А этому принцу уж двадцать годов было, кесарь на него такие надежды возлагал! Нет, беречь нужно детей, аки зеницу ока! Алексей Михайлович вспомнил круглое личико сына, его пухлую ручку с длинными пальчиками. Для него ж и старается, для наследника! Ему и продолжать отцово дело: Росию средоточием новой империи делать, армию укреплять, дабы от жадных соседей борониться! Главно – к порядку и Уставу людей приучить! А воевать по-новому русские люди выучились! И то отрадно! Динабург взяли, Кукейнос древний, столицу славянского княжества, коий Кокенгаузеном ещё при ордене рыцари прозвали. До Риги с победами быстро дошли. Во многом помогли струги Змеёва – пушки да люди в них по Двине Западной проскользнули почти беспрепятственно, поскольку не ждал великий царский флот в шестьсот стругов в Ливонии увидеть Делагарди. Опомнясь, велел суда топить в реке, сорок с лихом эскадронов конных послал задержать русских – не помогло! Едва успел риксмаршал жену свою – сестру короля Карла – на корабле в Швецию отправить. Ещё несколько судов выскользнуло, а прочие были захвачены передовыми отрядами с людьми и всем добром! С изгона захватило царёво войско рижские предместья, на земляные валы поднялось.
Эх, взять бы тогда крепость Динамюнде, совсем отрезать град от моря, – не получилось! Послал тогда царь 25 августа в Ригу парламентёра с письмом, требуя сдать Ригу. Не согласился Делагарди. И обложили город полки: князя Якова Куденетовича Черкасского и ертаульный[78] – стольника Петра Васильича Шереметева, солдатские – стольника Ивана Богданыча Милославского, московские стрельцы государева полка. Пушкари поставили свои можжары да пищали – и с новолетия, с первого сентября, полетели на рижские улицы гранаты да ядра, запылали дома.
Показали потом пленники шведские: много бед причинили пушкари осаждённым. Первое же калёное ядро зажгло магистратские конюшни. Три ядра угодили в церковь Святого Иакова. Тут бы и пойти на приступ, да упустил он время! Повелел царь держать блокаду и ждать корабли датского короля, кои с моря поддержат русских – не пустят подкрепления короля Карла на помощь городу. Но дни шли, а датские флаги было не видать над заливом, медлил Фредерик! И вёл себя престранно: разорвав все отношения со Швецией, войну ей не объявлял[79]! Зато неприятельские флаги затрепетали на морском ветру – к шведам морем пришло изрядное подкрепление. Тогда он решил устроить штурм – другого выхода не было.
Алексей Михайлович опустил подзорную трубу, обернулся на Василия Араслановича. Самый знатный в его войске, ради породы и взят в поход, как же – потомок самого Чингисхана в государевом лагере, а проку от него в воинском деле никакого! Как перешёл в православие, всё церквы строит да молится. Это похвально, но почему молчит в нём кровь покорителя мира? Вот он, наоборот, внук патриарха, сын добрейшего из монархов – а сколь в молодые лета уж повоевал! Неужто в потомках стынет кровь? А его дети? Объявятся ль не под Ригой – в самой Риге? Завершат ли его труды победой? А ежели как Касимовский царевич к войнам непригодны окажутся? Так ить не токмо Ижорские земли не вернуть, и Новгород со Псковом потерять можно, к самой Москве откатиться!
Нет! Не будет такого!
Царь заложил руки за спину и начал медленно прогуливаться вдоль стоявших воевод, пятная сафьяновые сапоги жирной октябрьской грязью.
Не зря он завёл полки нового строя, в коих и все начальные люди русскими будут. И самый старый иноземец в его войске – генерал Лесли – весьма хвалил его артиллерию. Теперь вон и флот есть. Пока для рек, но будет и для моря! Верному Ордин-Нащокину уже такой приказ отдан. И под большим секретом есть уж в Росии иноземные мастера, стараниями князя Голштинского, его союзника, нанятые. И придут сюда его дети, не прося датской помощи, со своими судами. А пушки и ружья будут у него отменнейшие! Их ему добудет Ивашка Гебдон, аглицкий человек, не раз доказавший великому государю свою преданность. Это он разведал, где скрывается Анкудинка, и помог поймать и доставить в Москву самозванца! Его и надо снабдить деньгами да приказать тишком скупать в Европе новейшие мушкеты да карабины для новых полков! Эх, все бы иноземцы так верно ему служили. Так ведь берут его ефимки – и предают!
Царь тяжело вздохнул. Взглянул на непокорившийся город. Вот они, Песочные ворота!
Второго октября его войска должны были штурмовать Ригу. Но накануне случилась измена: несколько офицеров-иноземцев перебежали к шведам. Дурной пример, который подал ранее один полуполковник, изменивший царю и за то обласканный Карлом, оказался заразителен. Тьфу! Имя изменщика и повторять-то теперь противно – токмо язык поганить! Делагарди, разузнав от них, где находятся пороховые склады, где войска собираются для штурма, не медлил. Ранним утром бросил в бой своих шведов. Они через эти самые ворота и вышли, конны и пеши, нагрянули в траншеи, всех по пути убивая, смяли новые полки, лезли вперёд, искали самого царя – и лишь стрельцы государева полка спасли от беды: дружно ударив по неприятелю, погнали его обратно к городу. Но семнадцать захваченных знамён шведы, вернувшись в Ригу, всё ж водрузили на самый высокий бастион!
Хорошо Потёмкину на Неве! У него все люди на виду, изменников нет, потому и лупит шведов на земле да на море! Он в этой войне счёт победам и открыл! Такой гнев душил тогда государя, подойти к нему самые близкие боялись!
А ну как прав был Никон: в Ливонии следовало лишь отвлечь Карла, а со всей силы ударить в Ижорских землях да карельских? Это у него в тылах хлеб для войска с боя брать доводится – землепашцы ни продавать, ни отдавать не хотят. А Потёмкину с Пушкиным православные сами везут и хлеб, и дичину, потому как видят в них освободителей, а царя чуть ли не как святого благоверного князя Александра Невского почитают!
Эх, есть ведь среди его начальных людей иноземные инженеры, среди пушкарей –
