в офисном же прикиде гонять…
Бродяга кивнул и вытащил телефон.
Набрал Ляле, прикидывая, что она уже два часа как должна была бы вернуться от гинеколога. Странно, что не позвонила, обычно сразу… И он закрутился, упустил из виду…
Волнение, что котенок не звонит не просто так, а по какой-то причине, внезапно накрыло с головой.
Она же всегда звонила, а тут… Что-то с ней? С ребенком?
Бродяга тревожно прослушал механический голос про абонент не абонент, отключился и набрал ребят из сопровождения.
Выяснил, что Ляля еще, оказывается, не выходила из больницы…
— Проверить, у врача она или нет, — рявкнул он в трубку, вскакивая со стула и быстро двигаясь к выходу.
По пути столкнулся с Казом, которому очень не понравилось выражение лица Бродяги.
Хорошо, что друг умел все схватывать на лету, потому вопросов глупых не задавал, а просто последовал за рванувшим к стоянке Бродягой в кильватере.
— Я поведу, ключи давай, — скомандовал Каз, видя, что Бродяга слегка не в адеквате.
Тот без вопросов отдал ключи, сел на пассажирское и опять набрал ребят из сопровождения.
И замер , слушая отчет и с каждым словом все сильнее сжимая трубку белеющими на костяшках пальцами.
Ляли не было у гинеколога. Уже два часа как не было. Из больницы она не выходила. На стоянке не появлялась.
— Загляните к Аньке, может, она у нее, — скомандовал он, заработав неодобрительный взгляд Каза, считавшего, что к женщине Хазара надо лезть только в самом крайнем случае.
По мнению Каза, это был еще не крайний.
По мнению Бродяги, крайнее некуда.
Через пять минут, слушая отчет ребят, который Бродяга поставил на громкую, транслируя через динамики машины, Каз только матерился и сильнее топил на газ, жестко, по-гоночному, уходя от столкновений на заполненной машинами дороге.
Потому что Аня сегодня была на смене, но с обеда ее не видели.
И Лялю не видели.
Сын Хазара, Ванька, был замечен примерно в обед, проходящим привычным путем к своей опекунше.
И его тоже больше не видели.
С обеда.
То есть, уже больше двух часов.
Глава 49
— Она какая-то очень бледная…
— Просто перенервничала…
— Ага, будто ты не перенервничала! Но в обмороке не валяешься…
— У меня нервная система покрепче…
— Это точно… Слушай, дай я вон там гляну…
— Ванька! Сиди спокойно!
— Да я одним глазком… Никто и не заметит…
— А вдруг у них тут камеры?
— Да не смеши меня… В этом сарае?
— Не надо недооценивать противника…
— Да они вообще, считай, покойники, отец, как узнает, глаз им на жо…
— Ванька!
— Ну а чего Ванька? Или ты думаешь, что не натянет?
— Я думаю, что тебе не стоит ругаться… Даже в такой ситуации… И еще, ты Тагира отцом назвал… Впервые…
— Блин! Да я на нервах! Это ты у нас железная, а я вообще-то волнуюсь… У меня, вообще-то, мелкий брат в опасности…
— А почему не сестра?
— Или сестра… Неважно. Главное, что, если в ближайшее время от… отец… Тагир не заявится, я сам им глаз на жо…
— Ванька! Опять? Отдай!
— Нет уж!
— Ванька! Сколько раз говорила, не смей носить оружие в школу!
— А это не оружие! Это зубочистка! Иваныч так сказал!
— Вот попадется мне этот старый маразматик!
— Эй, не обижай Иваныча!
— И не собираюсь! Просто по седой голове настучу! Может, мозги отыщутся! Ой…
— Ты чего? Чего? Плохо? Плохо, Ань?
— Нет… Ох… Все хорошо… Кольнуло чуть-чуть…
Я открыла глаза, оторопело уставилась в полумрак, на склонившиеся друг к другу фигуры, почти одинаковые в темноте: Ванька и Аня.
Ванька как раз гладил Аню по животу, словно успокаивал пока еще совсем незаметного малыша, а Аня, в свою очередь, гладила самого Ваньку по вихрастой голове одной рукой и торопливо водила другой по кровати, на которой они сидели, явно что-то пряча.
И я даже знала, что именно.
Ту самую зубочистку, которую таскал с собой Ванька.
Я выдохнула, видно, как-то очень громко, села на кровати, тут же пронзительно заскрипевшей всеми своими проржавевшими пружинами.
Ванька и Аня тут же прекратили обниматься и одновременно бросились ко мне.
— Ты как? Ляля? Болит что-то? Тошнит? Голова кружится?
Аня спрашивала спокойным, на диво профессиональным тоном, а в глазах читалась тревога. Ванька просто сел рядом на кровати и обнял.
Я попыталась что-то сказать, но в горле было настолько сухо, что звуки не получились, только невнятный сип.
— Ваня, дай воды, — тут же скомандовала Аня, и Ванька, судя по всему, прекрасно ориентирующийся в помещении, встал, пошел куда-то, вернулся и подал мне бутылку воды.
Я жадно припала к горлышку.
— Медленней, Ляль, — нахмурилась Аня, пытаясь отобрать у меня бутылку, — набери в рот, прополощи… Потом по чуть-чуть глотай. И еще раз.
Я, пересилив инстинктивное желание пить и пить эту чудесную воду, остановилась и сделала так, как требовала Аня.
И через пару минут реально могла уже говорить. И пить не хотела!
— Ну что? — тут же продолжила опрос Аня, — ты как? Голова? Горло? Живот?
— Нет… — прохрипела я, прислушиваясь к своему состоянию и не находя ничего серьезного, — все в порядке… А где я? Где мы?
Последнее, что я помнила, как шла по коридору в направлении выхода. Полностью погруженная в услышанное, задумчивая.
По сторонам не смотрела совершенно.
И мысли в голове бились панические. Понятное дело, что никому об услышанном я рассказать не могла, это была вообще не моя тайна, не мое дело… Но как теперь с этим жить? А если Аня будет себя чувствовать плохо? Если ей потребуется помощь врача, какого-нибудь редкого специалиста, которого у нас в городе нет? Деньги? Она же ни за что Хазарову не скажет! Упрямая и гордая…
Я вышла на крыльцо, не главное, а внутреннее, залитое светом, подняла лицо к небу, выдыхая и уговаривая себя никак не лезть в ситуацию, что моя хата с края, что я вообще ничем не помогу, только наврежу… И смаргивала подступившие
