и до предела угнетённый человек забыл в эту ночь обо всех невзгодах и бедах, свалившихся на его голову. Он потрясён увиденным и пережи тым. В эти минуты он был далёк от всего мерзкого и постыдного, что его окружало, он забыл его, поражённый красотой мироздания и человеческой беспомощностью перед Вселенной и загадочной природой. И все земные страсти сегодня казались ему незначительными, мелкими и ненужными.
Незаметно приблизились к вахте так называемого хозяйственного лагерного пункта. Встреча обычная — обыск и поверка по формуляру.
Ведут по заснеженному полю, огороженному проволокой. Бараков не видно — одни крыши и трубы с дымом из них, длинными, прямыми столбами рвущимися к ночным сполохам.
Чтобы попасть в барак, приходится сначала спускаться по ступенькам, вырубленным в снегу, в глубокую яму и уже из неё узким тоннелем добираться до двери барака. В бараке полутьма. Раскалённые докрасна печки разбрызгивают по потолку, стенам, полу, розовые блики, освещая сплошные двухэтажные нары. После перехода по жгучему морозу и вспоминая барак на «Надежде», здесь кажется даже уютно.
Встречает дневальный. Спасибо заботливому человеку — согрел и убрал барак. Оказывается, всего пару часов назад из этого барака отправился этап на «Надежду». Мы его не встретили, очевидно, он прошёл другим путём.
Разместились на нарах вплотную друг к другу. Никто не в обиде, что тесновато, что матрасные наволочки пришлось складывать вдвое по ширине (на каждого человека места — всего шестьсот миллиметров). Намёрзлись, устали, рады тому, что есть.
Полагали, что денёк дадут передохнуть, но предположения не оправдались. Уснуть также; не удалось — стали комплектовать бригады.
Какими судьбами — не знаю, кто за меня молился Богу — не ведаю, но с сего дня сделали меня бригадиром. Так, по крайней мере, скомандовал нарядчик.
— Завтра утром выход на работу, на коксовый завод. Бригадир, смотри, чтобы все по сигналу были на вахте! Без опозданий!
— Ну, что ж, совсем неплохо, товарищи, попали на завод, это вам не «Надежда»! — объявил я бригаде.
Ещё издали видны дымки над большими конусными кучами. Подходим ближе. Там и сям кучи светятся язычками синего пламени. Возле них копошатся люди с лопатами и баграми на длинных ручках и тачками.
— Пришли! — говорит конвоир. — Кто из вас бригадир? Предупреди всех, что к флажкам ближе десяти метров подходить нельзя. В нарушителей будем стрелять без предупреждения! Понятно?!
— Понятно, гражданин начальник, предупрежу!
— Вот тебе и завод! — разочарованно и иронически «подначивают» нового бригадира.
— Даже проволокой не загородили, понатыкали флажки, вроде на охоте за лисой!
Нахожу сравнение довольно удачным. Лису гоняют по огороженному флажками и она, глупая, ни за что не уходит за них. А вот нас огородили, да ещё и предупредили, что пристрелят, если кто попытается подойти к ним. А могли бы и не проявлять такой ретивости. Дураки у нас давно вывелись.
— А где же греться, товарищ бригадир?!
Вот это здорово! Я — товарищ, а конвоир — гражданин!
— Вали-ка, бригадир, в разведку! Узнай там, что за работа на этом «заводе». Что-то не видно никаких машин, кроме тачек. Может ошиблись, не туда привели?!
Нашли ледяной домик. Стены плачут от тепла установленной посредине печки и дыхания тридцати, а может, и всех сорока человек, ожидающих смены людей, закончивших свой трудовой день.
Через десять минут бригада освободила ледяной домик и ушла на отдых, а мы остались полными хозяевами и «завода», и ледяной хибары.
Те, кто оказались поближе к огоньку, раздеваются, отворачивают от пышущей жаром печи лица, сушат портянки, поджаривают кусочки хлеба (дольше жуётся). Те, кто подальше, а в особенности те, кто оказался у самых ледяных стен, тепла не чувствуют, завидуют первым, упрашивают дать им места у печи, чтобы хоть немного согреться.
Меня вызывает на площадку завода десятник. Он в брезентовом плаще поверх полушубка и в добротных валенках.
— Вот тебе шестнадцать угольных печей. В каждой из них — по двадцать пять тонн угля. В обязанности бригады входит наблюдение за шлаковым покрытием печей — не допускать оголения угля. К разборке вон тех двух, что около коксовой кучи, приступите немного попозже. Как разбирать их — я вам покажу. Как только начнут подвозить уголь, закладывайте новые печи (кучи он упорно называл печами). Всё понятно или повторить?
— Понятно, гражданин начальник!
— Ладно, ладно, гражданин начальник, сам таким же недавно был. Называй просто Иван Петровичем! Запомни, что если не убережёшь хотя бы одну печь — будут судить и меня, и тебя! Понятно?! Ну ладно, действуй! Пока! Скоро подойду!
Возвращаюсь в обогревалку. Растолковал, что от нас требуется. Тут же решил, что двадцать человек будут следить за кучами, а десять — топить печь в обогревалке, колоть дрова для новых куч, греться. Меняться по моей команде. Таким образом, треть рабочего времени каждый будет проводить в относительном тепле.
— Не так уж плохо, товарищ бригадир! А пайка будет полная?
— Полная, товарищи! Десятник обещал даже вывести на прем-блюдо, если всё будет сделано, как он сказал!
К полудню заметно потеплело, начал порывами задувать ветерок, оголяя то одну, то другую кучу. Бросаемся с лопатами засыпать образовавшиеся плешины шлаком. Строго выполняем задание.
Из куч вырываются сернистые газы, начинаем кашлять, кое-кто задыхается. А ветер крепчает, разгуливается. Подошёл десятник, оглядел печи. Как видно, остался доволен, замечаний не сделал.
— Вот эту будем разбирать. Два человека — оголяйте печь, другие двое — возите тачками снег, побольше снега, и сваливайте рядом. А ещё двое — разбирайте печь и засыпайте снегом! Бригадир, зови-ка ещё двоих, — пусть поправят трапы, будут по ним отвозить кокс вон на ту кучу!
В стороне — громадный штабель кокса. К нему и по нему в разных направлениях проложены доски впритык одна к другой.
— В рапорте, бригадир, отмечается только количество выработанного кокса, это ваш паёк, прем-блюдо, а при хорошей выработке — даже прем-вознаграждение — деньги. Всё в ваших руках, бра тцы. Вкалывайте! Разберёте эту кучу, принимайтесь вон за ту!
— А какая норма? Сколько нужно сделать за смену, гражданин десятник?
— Сколько я скажу, столько и будете делать, а я знаю, чего вы сможете осилить! Лишнего не потребую! — повернулся и ушёл.
При разборке кучи сернистые газы едят глаза, проникают глубоко в лёгкие. Глаза сильно слезятся, становится больно дышать, начинаем все кашлять. А в это время стали подходить одна за другой автомашины с углём. Нужно разгружать и закладывать новую печь. Сложили колодец из дров. До самого верха обложили его большими кусками угля. Затем засыпали более мелким, придали куче форму усечённого конуса, а сверху закрыли слоем
