мне на глаза тогда попался!
— А котята где же? — вслух подумал Олянов. — Неужели припрятал?
— Наверно так!
Судя по тому, что местами следы, как говорят охотники, зачерствели, то есть были схвачены тонким ледком и стали ломкими, а кое-где их припушило снегом, можно было предположить, что тигр ходил здесь дней пять—шесть назад.
— Димка, пускай вперед сворку! — велел Олянов.
Думка и Трезор, взяв след, сразу заволновались, побежали быстрее. Таска вела себя более сдержанно, а Рекс и вовсе не выказывал никакого беспокойства. Тогда его отделили от сворки и отдали на попечение Маяке Догдовичу.
— Жаль, не натаскан он у тебя на хищника, — заметил Киселев. — А ведь сильный, черт...
— Ничего, придет время, — свое дело сделает, — уверенно заявил Канчуга.
А Чауна молчал. Он замкнулся, держался настороженно, часто оглядывался по сторонам.
Так они шли около двух часов, ни на минуту не теряя тигровых следов.
Как только пришли в узкое ущелье между двумя безлесыми сопками, Трезор и Думка с такой силой рванулись вперед, что Димка не мог сдержать их. Хорошо, что подоспевший Роман перехватил поводок и с силой осадил собак. Тревога романовских тигрятниц тут же передалась Таске, а от Таски — и Рексу; рванувшись, он повис на ошейнике.
Олянов с Киселевым быстро спустились в ущелье.
— Есть! — негромко произнес Николай Иванович, а Киселев свистнул в два пальца, что означало: «Быть начеку!»
Снежное ложе ущелья было испещрено лапами тигров. Крупные следы матери шли впереди, а с боков разбросанной, вихляющей цепочкой тянулись отпечатки следов двух тигрят — одного годовалого, второго — совсем маленького.
В это время Рекс вырвался из рук Маяки, помчался в заросли. Минут через пять он показался оттуда, держа в зубах обглоданную кость.
— Нашел давленину! — крикнул Киселев.
На другой стороне ущелья, в орешнике, звероловы обнаружили скелет дикой свиньи со следами птичьего помета. Значит, здесь уже успели побывать вороны — непременные спутники полосатого хищника. Кстати говоря, вороны чаще всего и наводят звероловов на следы тигра, особенно на те укромные места, где он расправляется со своей жертвой.
Судя по костям и черепу, кабан, уничтоженный тигрицей, был огромный, возможно даже секач, которого не так-то легко одолеть.
Глубокие, неровные и частые следы тигрицы говорили о том, что она тащила с лежки кабана на спине, спрятала его тут в кустах, куда и привела тигрят кормиться.
Но странное дело: кабаньих следов поблизости не было. Может, на другой стороне горного хребта проходило стадо?
— Наверно так, — после длительного молчания сказал Чауна. — Амба прямо с Татиби через сопку кабана таскай.
— С Татиби? — удивился Олянов. — До нее не так уж близко, — не меньше тридцати километров.
— Верно, — подтвердил Чауна. — Так просто тайгой ходи, три солнца надо. А через сопку Сагеси перевалом — сразу Татиби видно. — И показал, что следы тигров от кабаньей туши ведут к склону высоченной, поросшей кедрачом сопки.
— До вечера одолеем Сагеси? — спросил Олянов.
— На вершинке не будем, — авторитетно заявил Маяка, — а до половинки дойдем...
5
К верховью Татиби вышли, как и говорил Чауна, к вечеру, когда над тайгой уже сгустились сумерки.
Чауна с Маякой не захотели оставаться в палатке. Они соорудили из елового лапника шалашик и, с трудом втиснувшись в него, долго сидели молча у костра. Несколько раз, чередуясь, они выходили на волю, прислушиваясь к монотонному шуму тайги.
Словом, эта ночь была у охотников самой короткой. Только Димка спал бестревожно на своей барсучьей шкурке, подложив под голову кусок кедровой коры.
Чуть свет Николай Иванович позвал удэгейцев в палатку, чтобы обсудить предстоящий поход вдоль берегов Татиби. Маяка легонько растолкал сына.
— Заспался, бата, вставай...
Нужно было все продумать, распределить обязанности между людьми, чтобы каждый знал, как ему действовать при встрече с такими сильными и опасными хищниками, как тигры. Ведь и у опытных таежников случаются промахи, если не учесть заранее все до мелочей.
Настигнув тигриный выводок, первым делом надо отпугнуть выстрелами тигрицу. Нужно вовремя и осадить собак, увести их подальше от нее, а то стравишь их, — потом без сворки и с котятами не управишься. Когда отобьешь котенка, прижмешь его рогульками, кому-то придется надевать намордник, кому-то спутывать вязками правую переднюю лапу, кому-то левую, а кому-то обе задние... Да и прекратить стрельбу нельзя, чтобы мать не кинулась спасать детеныша. А ведь людей в бригаде пятеро. Вот и нужно, чтобы каждый точно знал свое дело.
— Я буду правую переднюю лапу тигренку вязать! — крикнул Димка.
— Что ты, бата! — испуганно произнес Маяка, слегка хлопнув сына по затылку. — Тебя близко к амбе не пущу...
— Почему не пустишь? — обиженно спросил Димка, вобрав голову в воротник, будто ожидал, что отец снова хлопнет его.
— Ты, паря, будешь все время из ружья пулять, тигрицу отпугивать, — сказал Олянов. — Прикрывать бригаду от опасности. Тоже дело ответственное.
Димка, нахмурившись, промолчал. Меньше всего он ожидал, что в самый решающий момент ему придется стоять в стороне и пулять из ружья. «Ну, не доверяют вязать переднюю лапу, — разочарованно думал он, — заднюю не так уж опасно. Если бы можно было по одной задней, вполне бы справился. Но раз Николай Иванович говорит, что прикрывать бригаду от нападения тигрицы тоже дело важное, та́к буду пулять из ружья, что на всю тайгу гул разнесется».
Чауна, за которым Олянов «закрепил» левую переднюю лапу тигренка, испуганно перевел взгляд с бригадира на Маяку и, увидав, что тот охотно согласился вязать амбе обе задние лапы, передернул плечами. Олянов, заметив тревогу Чауны, спросил:
— Может, ты, Чауна Симович, вместо Романа Аверьяновича намордник надевать хочешь?
— Лучше пускай лапу, — тихо сказал он.
— Ну, а теперь, братки, завтракать — и в поход...
Ели копченые кетовые брюшки, перловую кашу с мясными консервами и, конечно, пили круто заваренный чай.
*
...В густых зарослях тальника, на крутом берегу Татиби лежали две свиные туши — большой кабан и поросенок. Вороны густо облепили их и
