от столь желанной ратной жизни.
В голове мальчишки постоянно крутились мечты о великих подвигах, поверженных противниках. О дальних походах. Он хотел равняться на Дражко, сражаться с ним плечом к плечу. Вот и сейчас представлял себя на борту «Лебедя» в ожидании скорой битвы. Чувствовал брызги волн, слышал голоса врагов, тоже жаждущих пустить кровь…
Захотелось справить нужду.
«Теперь точно не засну, — вздохнул Живко. — Придётся сбегать…»
Удалось тихо, никого не разбудив, шмыгнуть на наружу. Сразу в лицо ударила прохладная свежесть, отчего сон и вовсе пропал. Кузнечики завели нескончаемую какофонию, где-то вдалеке ухнула сова. Небо хоть и было усыпано огоньками, но месяц едва позволял видеть чуть дальше вытянутой руки.
Но всё же добраться до отхожего места удалось быстро. И бесшумно — но это скорее по привычке. Живко частенько прокрадывался мимо Эйкина, бывшего хозяина. Сбегал незамеченным собаками и охранниками, а потом ещё и возвращался тем же путём. Поначалу, конечно, ловили. Пороли в наказание. Но спустя несколько попыток никто не мог его застукать. Даже лошади, не подозревая, что кто-то рыскал рядом, бывало находили на спине непрошенного ездока. Если бы он хотя бы примерно представлял, как выжить в одиночку, давно бы сбежал с проклятой конюшни.
Нежданно-негаданно, но повадка пригодилась именно в эту ночь.
Привыкшие к темноте глаза заметили что-то подозрительное на другом конце двора. Сперва мальчишка не придал этому значения. Затем слух уловил шум… Который разогнало фырканье Грома. Видимо, жеребцу тоже не спалось.
Но на третий раз, когда сова как-то странно, по-иному, ухнула, оставить всё без внимания Живко не смог. Он натянул штаны, подкрался к усадьбе, уже вполне осознанно не издавая ни звука. С подветренной стороны, чтобы чужак не учуял запаха.
Опасения оправдались. Кто-то проник во двор, причём умело — псы и ухом не повели.
Что же делать? Закричать? Да, точно — надо всех предупредить. Живко набрал воздуха, собираясь крикнуть погромче…
И замер, не проронив ни звука. Из окна усадьбы, с той стороны, где располагалась спальня Дражко и Инги, вылез человек. Кто это был, гадать не пришлось.
Живко боролся сам с собой, медленно выдыхая. Предупредить надо, но если застанут? Несдобровать ей тогда, даже разбираться не будут. Сначала следует самому понять, что происходит.
Мальчишка двинулся дальше. Медленно, сам себя не слыша, добрался до сарая, откуда удалось разобрать шёпот чужака.
━─━────༺༻────━─━
Ингигерд нервничала, чуть ли не тряслась от страха. Каждый шорох за окном казался ожидаемым сигналом, но Олаф обещал издать клич филина, когда придёт за ней. Поэтому сова где-то вдалеке заставила содрогнуться.
Тягуче, мучительно долго ползло время. И когда уханье раздалось снова, но на этот раз более низким голосом, по телу снова пробежали мурашки. Теперь сомнений не было — это он.
Убедившись, что никто не видит, девушка сползла с постели, на цыпочках подошла к окну. Внизу еле разглядывались очертания человека. Сначала даже показалось, что это лишь игра воображения, но силуэт протянул руки и прошептал:
— Прыгай.
Сердце бешено забилось, душа вот-вот грозила выскочить из груди, а короткий полёт с подоконника походил на падение с пропасти.
Олаф подхватил её, отнёс подальше от усадьбы, где разговори никто не услышит, и только там мягко поставил на ноги.
— Ну, здравствуй, Инги.
Девушка слишком напугалась, чтобы ответить. Всё произошло внезапно, хотя и ждала она столько дней. Неужели свобода действительно близка?
В ночь тризны Инги не могла поверить своим глазам, увидев человека из её родного селения. Убедилась, только когда Олаф сам подошёл к ней, пообещал освободить и тут же умчался.
Надежда вызвала слёзы, а Дражко, заметивший это, — страх, что он клинком оборвёт возможность вернуться домой.
Но всё обошлось.
Олаф был одним из воспитанников старика Энгуля. Часто хвалился удалью и каждое лето отправлялся в набеги. Однако в ту страшную ночь не смог ничем помочь.
— Мы уже плыли домой, — поведал он. Родного языка так не хватало, что Инги наслаждалась каждым звуком, даже если приходилось вылавливать их из шёпота. — Удачно прошлись по нескольким портам эстов, взяли хорошую добычу и возвращались. Оставалось не больше суток… — от обиды шёпот чуть не перешёл в вой. — Руги застали нас на ночёвке. Явились из ниоткуда, со всех сторон! Мы едва успели принять бой…
Олаф сражался достойно — то подтвердили сами руяне. Но не помогло. Спустя сутки ему пришлось наблюдать, как горят знакомые крыши, будучи прикованным к бортовым стойкам собственного драккара.
— Но я снова свободен. И хотя бы тебя вытащу из лап чёртовых вендов.
Инги вздрогнула от этих слов. Она жаждала этого всем сердцем, и боялась до тряски, и… хотела остаться.
Бойкий, скорый на расправу Дражко наедине становился нежным, заботливым, любящим до беспамятства. Даже той ночью, едва заметив слёзы, он ринулся карать виновника именно ради неё.
— Как мы сможем выбраться? Дражко не позволит выкупить меня.
— Это и не потребуется. Я найду корабль, договорюсь с его хозяином и заберу тебя. Спрашивать никого не стану.
— Он погонится следом.
— Пускай! — фыркнул Олаф. Слишком громко, из-за чего пришлось прерваться, убедиться, что никто не услышал. — Как только корабль отчалит, ты будешь в безопасности. Обещаю.
В счастливое будущее теперь верилось с трудом. Отец обещал, что вернётся, но погиб в очередной приграничной стычке. Мать обещала сберечь их с братом, но её забрала лихорадка. Они с Ингваром обещали друг другу, что всё будет хорошо…
Но ещё меньше верилось в бескорыстность спасителя.
— Что потребуешь взамен? — спросила она напрямую.
Олаф недолго думал над ответом:
— Тебя, Инги. От моего дома остался лишь пепел. И ты. Я хочу, чтобы ты была моей.
━─━────༺༻────━─━
За всё приходится платить. Даже за то, что отняли насильно. Олаф обещал освободить её, но сам менял вендскую клетку на данскую.
Хотелось рыдать от бессилья.
Инги сидела на полу возле постели, под которой прятала мешочек с рунами. Лучина давала тусклый жёлтый цвет, достаточный, чтобы разглядеть знаки.
Её бабушка была вельвой*. Как поговаривали, лучшей из всех. Она не успела в полной мере обучить внучку, но кое-какие знания передала.
(*Вельва — провидица, ведьма)
И сейчас Инги повторила слова из детства. Шёпотом, чтобы никто, кроме богов не услышал. Сжала кисти до боли в ладонях, а затем бросила руны на подстеленную перину.
«Что мне делать? — спрашивала бедняжка. — Бежать или остаться? Стоит ли рисковать жизнью, чтобы попасть в новую ловушку?»
Покидать ли Дражко?
Камни легли в путаную картину, предрекая счастье, идущее под руку с печалью. Боги всегда любили загадки, отказывались отвечать прямо. Как и предупреждала бабушка. Она, может, и
