1993 года им было собрано уже официальное совещание глав республик РФ, но котором было принято совместное заявление о том, что отношения республик с федеральной властью могут регулироваться не только Федеративным договором, но и двусторонними договорами. Тогда в Кремле рассчитывали ограничиться заключением двусторонних договоров лишь с республиками, не подписавшими федеративный договор (Татарстан и Чеченская Республика — Ичкерия), в крайнем случае добавить к ним еще и Башкортостан[488]. Однако и это заявление не погасило желание республик выторговывать себе новые льготы во взаимоотношениях с федеральным центром.
В то время в Татарстане и Чечне (Ичкерии) демонстративно отказывались от участия во всех общероссийских политических процессах — в частности, там не допустили проведения выборов 1993 года в Госдуму и Совет Федерации, а также референдума о принятии Конституции РФ. Не только непризнанная Ичкерия, но и Татария, Башкирия и Якутия к лету 1993 года прекратили выплату федеральных налогов. В это время проявилась реальная опасность, что примеру неплательщиков последуют другие регионы. Во многих республиках обострилась проблема набора новобранцев в армию и осуществления прочих общефедеральных обязательств. Конфликт в высшем эшелоне вел к «расползанию двоевластия» уже внутри регионов, к усилению противостояния между представительной и исполнительной властью на всех уровнях, вплоть до отдельных поселений. Оценивая последствия двоевластия и его влияние на взаимоотношения федерального центра и республик, я писал сразу же после подписания договора с Татарстаном:
К осени 1993 г. Россия стояла на пороге полного коллапса власти. Можно по-разному оценивать трагические события октября 1993 г., но справедливости ради нужно признать, что конец двоевластия положил начало восстановлению управляемости государством[489].
С конца ноября 1993 года, после нескольких месяцев застоя, возобновились переговоры с Татарстаном о заключении двустороннего договора и стали продвигаться очень быстро. Фактически за два месяца были сформулированы и согласованы основные положения договора, подписанного 15 февраля 1994 года.
Объективно договор нужен был не только московскому Кремлю, но и казанскому. В период общероссийского «кризиса двоевластия» президент Татарстана терял популярность, а татарские радикальные националисты набирали очки. После заключения Договора рейтинг Шаймиева поднялся, а радикалы проиграли, поэтому немедленно осудили документ как «капитуляцию перед имперским центром». Лидер радикалов Фаузия Байрамова заявила: «Мы потерпели поражение, и с заключением 15 февраля договора в Москве республика отброшена в 1989 год»[490]. Между тем договор закрепил за Татарстаном
право распоряжаться землей и ресурсами, создавать свою систему госорганов, формировать бюджет, иметь свое гражданство и участвовать в международных отношениях[491].
И все же главным в этом договоре для татарстанцев была его политико-символическая составляющая — историк Айрат Файзрахманов отмечает, что
договор — это еще и символический капитал республики, это часть ее статуса, имиджа и репутации; при этом федеральный центр посредством именно договора признает «исторические, культурные, экономические, экологические и иные особенности Республики Татарстан»[492].
И для федеральной власти, сохранявшей и после подписания Договора немалые рычаги воздействия на республику, этот документ был важен прежде всего в его психологическом, политико-символическом смысле, который позволял создать в российском обществе ощущение стабильности, представления о том, что основные этнополитические конфликты остались позади. После преодоления двоевластия эта тенденция заметно проявлялась в общественных настроениях, и Договор ее укрепил. Об этом свидетельствуют материалы мониторинговых исследований Института социологии РАН (табл. 1).
Таблица 1. «Как вы считаете, насколько вероятны в ближайшие месяцы вооруженные конфликты в России?» (По материалам мониторинга ИС РАН)[493]
Чеченская непреклонность на фоне татарстанских договоренностей
Двоевластие и связанный с ним политический кризис сильно затрудняли переговоры с непризнанной Чеченской Республикой (Ичкерией). Это было отмечено ранее на примере противоречивой политики двух ветвей власти по отношению к ситуации в республике в 1991 году. Такая противоречивость проявилась и позднее, в процессе попыток налаживания переговоров между федеральной властью России и Чеченской Республикой. Например, в 1992 году главным переговорщиком со стороны федеральной власти России был вице-президент Александр Руцкой, который к лету 1993‐го стал одним из лидеров оппозиции Ельцину. Мог ли он как оппозиционер выражать на переговорах общую позицию России? Еще важнее, что в Ичкерии был свой «кризис двоевластия», который непосредственно влиял на переговоры с Кремлем.
Впервые «татарстанская модель» взаимоотношений Чечни с Кремлем обсуждалась в Москве 22 сентября 1992 года на встрече с вице-президентом РФ А. Руцким делегации Ичкерии в составе «госсекретаря» Чеченской Республики Асламбека Акбулатова и председателя комитета по иностранным делам парламента Ичкерии Юсупа Сосламбекова. Д. Дудаев, формируя свою делегацию, самим ее составом хотел подчеркнуть связь обоих членов с ведомством иностранных дел, а не с внутрироссийской проблематикой. И официальной темой переговоров на этой встрече была демонстративно международная — об открытии представительств самопровозглашенной республики в Москве и представительства правительства Российской Федерации в Грозном. Жесткая идейная установка чеченской делегации отстаивать независимость Ичкерии от России исключала возможность принятия ею в то время компромиссного татарстанского варианта взаимоотношений между республикой и федеральной властью. Вместе с тем эта встреча имела некоторые положительные результаты для дальнейшего переговорного процесса, поскольку оба члена чеченской делегации в дальнейшем продолжали интересоваться переговорами с Москвой. Акбулатов в 1993–1994 годах возглавлял правительственную комиссию по подготовке проекта договора между Российской Федерацией и Чеченской Республикой[494]. Сосламбеков, как влиятельная политическая фигура, один из лидеров чеченской революции и заместитель Дудаева по партии (зампредседателя Исполкома ОКЧН), стал одним из инициаторов переговорного процесса со стороны парламента непризнанной Ичкерии[495].
Переговоры, хоть и неофициальные, велись и на уровне глав правительств России и Чеченской Республики. В конце 1992 года, в период обострения осетино-ингушского конфликта, и. о. премьер-министра РФ Е. Гайдар встретился с вице-премьером ЧР Мамодаевым и договорился с ним о разводе войск России и Чечни, а также наметил подходы к нормализации отношений между Москвой и Грозным[496]. Однако наибольшее продвижение к некоторому взаимопониманию проявилось в переговорах с чеченским парламентом. В январе 1993 года в Грозном по приглашению парламента ЧР побывала делегация России во главе с председателем Совета национальностей Абдулатиповым и вице-премьером Шахраем. Тогда удалось даже подписать протокол о подготовке договора между РФ и ЧР «О разграничении и взаимном делегировании полномочий»[497]. Однако достигавшаяся в 1992 и 1993 годах разрядка всякий раз оказывалась сорванной из‐за жесткого противодействия Дудаева: сначала Мамодаев был обвинен в предательстве, а затем, соответственно, и лидеры парламента.
Не раз и не два Дудаев заявлял впоследствии, что «никакие политические договоренности с Россией невозможны» на принципах федерализма и он, как президент, «не допустит» подписания договора, в котором ЧР рассматривается
