различных поводах, которые могли бы внести во взаимоотношения матери и дочери элементы ревности и враждебности, в то время как большая близость между отцом и дочерью нарушается почти исключительно индивидуальными трудностями. Однако, враждебность между матерью и ребенком выступает с очевидностью лишь у мачехи или у свекрови и почти никогда не выступает у настоящей матери. Поэтому всегда легко может случиться так, что злая мать изображается в образе мачехи или свекрови.
Разумеется, аутистическое мышление тоже нуждается в материале, добытом с помощью опыта: для того, чтобы грезить о принце, нужно знать приблизительно, что принц – это человек, который может все иметь, в том числе и прекраснейшую принцессу, и которого в будущем ждет беспечная жизнь на королевском троне. Чтобы грезить о богатстве, нужно знать, что за деньги можно купить много хороших вещей, и т. д. Однако, такие понятия приобретаются настолько легко, что они существуют уже в раннем детстве у каждого человека и могут быть уничтожены лишь при очень тяжелом органическом заболевании мозга. Более точные понятия и логически неизбежные связи являются прямо-таки препятствием для фантазирования. Ребенок может еще радоваться представлению, что он когда-нибудь станет принцем; взрослый же человек вынужден считаться с невозможностью осуществления этого желания, и только в крайнем случае, находясь в особенно веселом расположении духа, он может иногда сказать: «Если бы я был принцем…» Важно также то обстоятельство, что для реалистической функции существует один только правильный результат, в то время как аутизм «располагает неограниченными возможностями» (Юнг) и может достигать своей цели самым различным способом. Таким образом, разница между хорошим и плохим функционированием, колеблющаяся даже в самых широких пределах, может показаться нам небольшой. В то время как между ошибочным решением арифметической задачи и правильным решением ее, между ошибочным и правильным умозаключением существует принципиальная разница, – сказка ребенка и сказка гения являются равноценными в отношении к ее аутистической цели и к субъективному осуществлению этой цели. Если понятия становятся неточными и логические функции недостаточными, то реалистическое мышление может вследствие этого привести только к неправильным результатам; однако, эти же самые недочеты не только не нарушают аутистическое мышление, а наоборот, способствуют ему, допуская большую возможность мыслительных комбинаций, как-то: идентификаций и общеупотребительных символов. Таким образом, правильная комбинация является более высоким достижением, чем та, которая соответствует одному лишь желанию. Последнюю можно сравнить со стрельбой ради забавы, при которой должен раздаваться лишь треск от выстрела; первая же стремится попасть в определенную цель, и только в эту цель.
Если аутистическое мышление в общем и целом должно показаться вредным заблуждением, то каким образом столь юная в филогенетическом отношении функция могла получить такое большое распространение и силу, чего аутистическое мышление управляет уже у многих детей в возрасте после двух лет большей частью их психических функций (игры, грезы наяву), что оно так легко выступает на первый план у взрослых людей и способно заставить целые народы и классы схватиться в жестокой уничтожающей борьбе и что при многих болезненных нарушениях реальной функции оно тотчас же может овладеть всей психикой в целом?
Следует прежде всего отметить, что весь животный мир стремится к удовольствию и избегает боли; получение удовольствия стало в субъективном отношении прямо-таки самоцелью. В общем и целом все, окрашенное удовольствием, является полезным для индивида или для рода, все же, что окрашено неудовольствием, является вредным. Однако, принцип, на котором построено существование животных и организация их психики, не может быть сразу оставлен, так как на определенной ступени возникает опасность применения нового принципа, более высоко стоящий организм должен преодолеть эту опасность или погибнуть. Возможно также, что у него существуют уже тормозящие приспособления, которые препятствуют тому, чтобы аутизм получил перевес, но как бы то ни было, настоятельные потребности жизни создают устойчивое равновесие.
Между тем род должен разделаться с существованием аутизма в жизненно важных вопросах. Определенная степень аутизма легко может быть перенесена, и лишь переизбыток его становится губительным. Установить границу между умеренной степенью его и переизбытком очень трудно также и в данном случае; таким образом, аутизм даже в губительных формах его не может быть преодолен полностью. Даже самый интеллигентный культурный человек не может во всех случаях с уверенностью распознать, что мыслится, как реальность, и что является фантазией; в настоящее время стало возможным то, что в другие времена казалось невозможным. Умеренные потребители алкоголя считают проведение всеобщей абстиненции утопией. Наши выводы настолько отдаляются от материала, на котором они базируются, что каждый момент можно впасть в ошибку.
Таким образом, нельзя предположить, что это неограниченное поле аффективной деятельности будет когда-нибудь совершенно уничтожено вследствие критического отношения, тем более, что аутизм даже в том виде, в каком он существует в настоящее время, имеет положительную ценность. Раздражение, связанное с антиципацией удовольствия, вынуждает к размышлению до того, как будет предпринято действие, оно подготовляет к действию и приводит в движение энергию. В то время как низшие животные, с их незначительным запасом представлений и рудиментарной памятью часто обнаруживают поразительно малую настойчивость в преследовании цели, человек может, сидя в пещере, воодушевляться для охоты, он заранее создает себе планы и приготовляет оружие, и эта деятельность переходит без резкой границы в собственно аутистическое мышление. Уже в предыдущие фазы развития человечества были люди, которые утоляли свою лишенную энергии жажду деятельности тем, что строили одни только планы. И если художники палеолитической пещерной эпохи, подобно Тиртею с его воинственными песнями, вызывали своими изображениями сцен охоты напряжение энергии (следует также вспомнить о военных танцах у индейцев; эти танцы, впрочем, часто вырождаются в аутистическое упоение), то уже в прежние времена, как и сейчас, могли существовать натуры, которые удовлетворялись аутистической охотой или войной, потому ли что они сами были художниками или же потому, что они воспринимали художественное творчество других людей. Я полагаю, что этот пример лучше всего показывает, где приблизительно проходит граница между вредным и полезным аутизмом и насколько она неопределенна. Искусство полезно, если оно возбуждает и повышает жизненную энергию, оно вредно, если оно занимает место действия и если эстетическая потребность получает перевес настолько, что человек не может справиться с ней, не пользуясь художественными образами из окружающей его среды.
Такую же пользу приносит отреагирование. Во многих случаях невозможно отреагировать во вне неприятные переживания соответствующим образом, невозможно добиться любви женщины, которая принадлежит другому, невозможно убить клеветника, как это следовало бы сделать и т. д. Но так как наш организм все же стремится освободиться от таких раздражений, то он может использовать для этой цели фантазию, сновидение, художественное произведение. Однако, опасность преувеличения такой реакции очень велика,
