Но тот только посмеялся.
— С глаз долой из сердца вон да, папа? И так двадцать три года! — Герман усмехнулся не опуская глаза под тяжелым натиском Калинина — старшего.
— Андрей то, Андрюша сё! А мне сиди в своей комнате! Куда тебе в спорт? Какая тебе математика? ты же дебил! Да отец? И жену ему лучшую. — Его взгляд прошёлся по Полине.
И сердце девушки пропустив несколько крайне взволнованных ударов замолчало и сжалось.
— Лучшууую… — Протянул с какой-то особенной болью не отрывая глаз от Адамовой. — И пусть делает с ней все, что хочет, да? Ломает её, унижает, убивает… Это же кукла она ничего не чувствует, да мама? — Герман уставился на Наталью.
Женщина нахмурила идеально причесанные волосок к волоску бровки и недовольно покачала головой.
— Иди в кровать, сынок. Ты не в себе.
Герман хрипло хихикнул.
— Я в себе! Как никогда в себе, мама. Неужели вам приятно жить в этой грязи? Вы знаете, что вы все с ней… — Он ткнул в Полину бутылкой. — Сделали?! Она тут умирала, ребёнка потеряла пока этот мудень… — Герман зло глядит на брата. — Трахал свою бывшую любовницу. Да, да, Папочка! Что так смотришь на меня? Ту самую Эльзу. Жену твоего чуть не самого лучшего друга Михаила Тарханова. Именно с ней четыре года крутит твой любимый, самый идеальный обожаемый сынок! — Замолкает.
И через ровно десять секунд заканчивает с такой горечью, что Полина сама её ощущает. Впивается ногтями себе в голые коленки и не чувствуется боли. Дыхание сбивается и в голове шумит.
— Сынок твой мудачье, папочка. Он жену свою не то, что не любит. Не уважает, даже. Он и тебя не уважает. Имеет жену твоего друга и врет, врет и врет на каждом гребанном шагу!
Ни один мускул не дрогнул на лице Калинина-старшего. Многолетняя выдержка ни раз его спасала. Грубый голос был наполнен сталью, когда мужчина произнес:
— Пошёл вон!
Андрей дернулся. Взгляд отца направленный прямо на него был до онемения страшен. Но боятся по крайней мере сейчас Андрею было ничего. С ним глава семейства разберется потом. Слова были адресованы Герману.
— Да, пожалуйста! — Хмыкнул Герман развернувшись.
Но уже у двери снова повернул голову к отцу.
Пьяная полу-улыбка играла на губах, зелёные глаза светились.
— Ах, да! Я, выпил двадцать таблеток и снюхал много порошка. Сегодня я откинусь и поэтому надеюсь могила рядом с бабушкой свободна.
— Герман! — Не выдержав закричала Полина, но парень уже покинул их.
Полина тут же вскочила на ноги. Андрей поймал жену за руку.
— Ты, что? За ним побежишь?! Сядь! — Велит тихим голосом.
Но Полина грубо вырывает кисть.
— Не трогай меня! — С отвращением выплевывает она ему в лицо. — Никогда больше не трогай!
Бежит по саду. Запинается едва не падает, но продолжает бежать. Там вдали Герман. И ему нужна её помощь. Полина чувствует это буквально вербально. Он нуждается в ней. Сейчас. Прямо как она в нем совсем недавно…
Снимает дурацкие каблуки. Бросает туфли, и продолжает бег.
— ГЕЕЕРМАН! — Кричит надрывно.
Дышать тяжело. Очень — очень трудно.
«Он сказал про таблетки на зло. Он же не зависимый, да?» — Успокаивает себя, но вопреки всему ещё больше нервничает.
Герман стоит на коленях опустив голову. Полина бросается к нему.
— Герман, Герман! Вставай! Поднимайся! — Тянет его за плечи, но он тяжёлый. Кажется, что тяжесть его тела жутко большая. Он не поддаётся.
Падает рядом с ним на траву.
Берет его лицо в ладони. Чувствует нежной кожей мокрые дорожки. Понимает, что он плачет.
Нутро прошибает болью. Разрядами по всему телу…
— Посмотри на меня, ладно? Пожалуйста… — Просит. А у самой голос подрагивает вот-вот разрыдаться готова.
Он поднимает на неё мутный слез и алкоголя взор. Его губы предательски дрожат. Он плачет чувствуя себя животным. Не человек он, а пропасть тёмная…
— Я не смог, Фея… Не смог… Сорвался опять… — Голос ему не принадлежит. Чужой, режущий.
Сжимает её платье трясущимися пальцами. К себе прижать хочет, зарыться в её длинные волосы с запахом яблока, мёда и умереть. Больше боль эту не чувствовать выворачивающую…
— Всё хорошо… — Прохладные пальцы гладят его по скуле. — Ты им все правильно сказал не переживай…
Улыбается, а у Германа ещё больше под ребрами саднит. О том, что высказал все семейке он не жалел ни секунды. Печалился только об одном. — В клубе парень и правда выпил таблеток…
— Я… — Он весь дрожит по подбородку стекают молчаливые слезы. — Зависимый я, сладкая… Гребаный наркоман.
Утыкает девушке лицом в колени. Содрогается от шумных рыданий. Спина его ходит ходуном.
Рука Полины замирает над его головой. Она прибывает в шоке и не находит слов. Но кончики пальцев тут же зарываются в светлые пряди, гладят и ласкают.
Прикладывает голову на его спину. Закрывает глаза, обнимает.
— Всё хорошо. Ничего страшного… — Шепчет.
А сама плачет вместе с ним…
Глава 51
Полина посмотрела на небо. Оно было лазурно ясным.
«Прекрасная погода.» — Подумалось ей.
На улице светило яркое, тёплое солнце будто в знак того, что они справились и все будет хорошо. Полина крепче сжала локоть Германа когда они оказались под прицелом шайки журналистов.
Последние два месяца были для Германа тяжёлыми. Он находился в клинике и проходил лечение. По началу было совершенно невыносимо. Боль, ломки, дикая охватывавшая все его существо агония. Разбитые в кровь руки, сорванный голос, искусанные губы…
Но к счастью лечение помогало. Герман и сам держался по-настоящему желая выздоровления. И сегодня его выписали. Наступила долгожданная ремиссия.
Забирает его приехали Полина с Натальей. Андрей воздержался признаться он, был зол на жену за то, что она так сильно возится с его братом. Он чувствовал, что Полина влюбляется в “никчемного Германа” все больше и больше и мужчина ощущал себя уязвлённым. Словно он проиграл какую — то битву и упустил ценный приз.
— Полина вы прокомментируете слухи о вашем романе с Германом Калининым?
— Это правда, что у вас очень длинная связь?
— Ребенок был от вас, Герман? Статья Симоновской правда или чистая ложь?
— Герман ответьте, пожалуйста!
Журналисты как всегда были в своем репертуаре. Выкрикивали свои каверзные, глупые и абсолютно бестактные вопросы. Все как один словно голодные вороны ждали крови. — В случаи работников пера они ждали лишь одного — Скандалов и признаний в грязных грешках.
