и в небе, драконьи лорды обладали типичной для людских властителей страстью к безнаказанности. Они портили чужих жён и оставляли многочисленных бастардов. Поэтому даже безымянные таланты, в определённый момент ставшие доахарами, скорее всего, имели в жилах кипящую кровь Кантагара. Пускай даже разбавленную и иногда столь слабую, что она не имела значения.
Возникал резонный вопрос: способен ли кто-то без сильной крови Кантагара стать драконьим лордом? Морай думал, что да. При должной осторожности, с молодыми особями и умением угождать им, даже обычный человек сумел бы сосуществовать с драконом. Может, не долго, но теоретически — да.
Способен ли он был бы оседлать дракона? Здесь Морай был уверен, что нет. Только нечто общее, горячее нутро, с которым рождается и дракон, и доа, могло соединить их.
И тут появлялся хрупкий, как осенний лёд, конфликт. Насколько густа должна была быть кровь доа, чтобы не рассеяться, не превратить потенциального драконьего всадника в обычного человека? Учёные былых лет, ещё до Моргемоны, тоже исследовали этот вопрос. Мудрецы прошлого сперва были очень строги на сей счёт. Встречались упоминания родов, где браки заключались лишь между братьями и сёстрами, лишь бы не разбавлять наследие Кантагара. Но они были обречены на вырождение. К порождённым кровосмешением калекам драконы явно относились с не меньшим презрением, чем люди. Хотя сами, впрочем, не имели подобных предрассудков. Чем ещё раз доказывали, что драконам сама природа дозволяет куда больше, чем людям.
Впоследствии знатные рода стали заключать браки либо кузенов, либо, что реже, дядьёв и племянниц, тёток и племянников; этого было достаточно, чтобы с десяток драконьих линий могли постоянно обмениваться потомками.
Однако ни одна из нынешних линий не продолжала род Кантагара напрямую. Лорды-доа вспыхивали, как искры на холоде, нередко из весьма гиблых по происхождению семейств. Давали начало новому роду — и уже через несколько поколений тот приходила в упадок.
Так было ли хоть что-то, что отличало их — людей, что имели некую особую расположенность к тому, чтобы стать доа?
Самым интересным на сей счёт являлось исследование диатрина Альфира, брата-близнеца Альтара. Диатрин Альфир Астрагал имел пристрастие к алхимии и вопросам крови. Он погиб, пытаясь позаимствовать у Хкары — родителя Хкаурата и Наали — слюну для своих исследований.
Но его записи сохранились. В своё время Морай заказал себе дорогую копию и узнал много интересного.
«Внешний и физиологический признак проявления драконьей крови, помимо повышенной температуры тела, можно отследить только при наличии описательных портретов династии», — гласило заключение Альфира. — «В отрыве от семейства таковое исследование возможным не представляется. Итак: драконья кровь отрицательна человеческой крови. Всякому известно, что для здоровья человека внутренняя температура не должна быть постоянно повышена. Но для доа это в своём роде необходимость. Есть наблюдение: чем дольше доа живёт в лётном браке, тем впоследствии горячее становится. И тем чаще наступает смерть в более раннем возрасте, чем у обывателя. Причиной тому — болезни изношенного сердца и другие проблемы, вызванные постоянной горячностью человека».
Он упоминал, что у закоренелых доа чаще рождаются мёртвые и уродливые дети, погибшие от перегрева ещё в утробе. Но эту часть Морай не любил.
«Однако внешние признаки также показывают, что сама кровь доа отрицательна крови человека. Исследования многих генеалогий показывают: в роду часто есть признак внешнего вида, что становится доминирующим. Что особенно заметно среди темноволосых и смуглых, что женятся на светловолосых и бледных. Пример моего собственного семейства показателен: матушка диатрис, именуемая Рыжей Моргемоной, была белокожа и рыжеволоса. Батюшка наш, ди Леммарт Манаар, был смугл и глаза имел золотистые. Его признак проявился во мне и всех братьях и сёстрах, и учёными оный именуется доминантным».
Далее Альфир приводил ещё несколько красноречивых примеров и ссылок на исследования, доказывающих, что на протяжении нескольких поколений более тёмная линия людей так или иначе покорит более светлую.
«Я изучил немало семей, где возникли известные и славные доа, и пришёл к дивному выводу», — продолжал Альфир. — «Моя матушка тому подтверждение. Она произошла из семьи, где смуглая линия её матери проявилась во всех потомках, кроме неё и её брата Тавроса. Из четырёх детей именно те, кто унаследовали бледность и рыжину вопреки доминантному признаку, стали доа — она и Таврос».
То не значило, по его мнению, что именно светлость внешности как-то связана с крепостью крови доа. Важно было другое.
«Когда отрицательная драконья кровь берёт верх, она словно выворачивает наизнанку правило происхождения. Причём это может быть заметно во всех признаках: строении, цвете глаз, кожи, волос; росте и конституции. Она словно достаёт из рода нечто в нём погасшее и подчёркивает это. Как если бы внутри человека многое нарочно сделалось наоборот — ибо он уже не совсем человек. Дети доа, что тоже становятся доа, склонны походить на родителя-доа или на ещё более давних родственников в роду, чьи черты были давно утрачены».
Морай на основании этого рассудил собственную семью. Отец, маргот Минорай, был его внешней копией. Волосы его были цвета лунного камня, а глаза он имел серые. Этим он настолько не походил на своих смуглых родичей, что первое время едва ли не был признан чужекровным.
Леди Вельвела была серо-седая с самой юности и глаза имела синие, в чём являлась отражением своей матери. Вранг был во всём ей подобен.
Так, Мальтара и Морай стали продолжением крови маргота Минорая, а Вранг и Вальсая — продолжением леди Вельвелы. Но ни Минорай, ни Вельвела не были доа. Минорай лишь растил Скару — и стал его жертвой. Хотя, если судить по исследованию Альфира, он имел все шансы стать его лётным супругом.
Так что же не дало ему? У Морая и на этот счёт со временем нашёлся ответ. Скара просто был не его темперамента. Кровожадный и агрессивный, чёрный дракон не подходил увлечённому, добродушному Минораю. То есть, отцу следовало искать другого.
Но поперёк судьбы вставала политика. Ни один драконий лорд не поделился бы с ним крылатым хищником. Что бы ни завещала Моргемона о величии и великолепии драконов, те в первую очередь оставались страшнейшим оружием своих хозяев.
Так что Морай был обречён погибнуть, не узнав лётного брака, хотя, вроде бы, был урождён для этого.
«Что же Вранг?» — думал Минорай. — «Он в мать, а мать — в свою мать, леди Вальгару Хаур. Хауры были доа давным-давно, ещё до королевы Лорны. При Рыжей Моргемоне, когда многим удалось приданым или младшими ветками получить диатрийских драконов, они всё равно так и не решились оседлать их. Это слабый род. Похоже,
